Дорога тайн - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ирвинг cтр.№ 106

О, конечно, Кларк мог, когда хотел, выглядеть прогрессивно; он не был таким догматиком в этих вопросах, как Иоанн Павел II!

И Хуан Диего на протяжении многих лет тоже был не совсем искренним; он сдерживал свои удары. Он слишком часто поддразнивал Кларка цитатой из Честертона: «Хорошая религия проверяется тем, можно ли шутить над ней». (Кларк, естественно, отделывался на сей счет смешками.)

Хуан Диего сожалел, что не раз попусту прибегал в спорах с Кларком к любимой молитве дорогого брата Пепе. Разумеется, Кларк не мог узнать себя в молитве святой Терезы Авильской, которую Пепе добросовестно повторял среди своих ежедневных молитв: «От глупых молитв и святых с кислыми минами, Господи, избавь нас».

Но почему Хуан Диего вновь так остро воспринимал переписку с братом Пепе, как будто Пепе только вчера писал ему? Много лет назад он написал, что отец Альфонсо и отец Октавио умерли во сне с разницей в несколько дней. Пепе выразил Хуану Диего свою тревогу по поводу того, что два старых священника просто «ускользнули»; будучи такими догматиками, ревнителями кары небесной – как эти двое посмели умереть без финальной суеты?

И уход Риверы из этой жизни тоже рассердил Пепе. El jefe был сам не свой с тех пор, как в 1981 году старую свалку закрыли. Теперь там новая свалка. Те первые десять семей из колонии в Герреро давно уехали.

Что действительно сломало Риверу, так это новые правила – отказ от сжигания мусора, – установленные после создания новой свалки. Как они могли положить конец огню? На какой свалке не сжигают мусор?

Пепе настоял на том, чтобы хозяин свалки рассказал ему еще кое-что. Брата Пепе не волновало прекращение адских огней на свалке, но он хотел узнать побольше о том, кто отец Хуана Диего.

Женщина, работавшая на старой basurero, сказала Пепе, что хозяин свалки – «не совсем» отец читателя свалки; сам Хуан Диего всегда считал, что еl jefe, «вероятно, не был» его отцом.

Но Лупе сказала: «Ривера что-то знает – он просто не говорит».

Ривера сказал ребятам, что, «скорее всего», отец Хуана Диего умер от разбитого сердца.

«Сердечный приступ, да?» – спросил Хуан Диего у еl jefe, потому что Эсперанса говорила то же самое своим детям и всем остальным.

«Если это то, что говорят о сердце, которое постоянно разбито», – вот все, что Ривера когда-либо сообщал детям.

Но брат Пепе в конце концов убедил Риверу рассказать ему больше.

Да, хозяин свалки был почти уверен, что он биологический отец Хуана Диего; Эсперанса в то время ни с кем не спала, – по крайней мере, так она говорила. Но позже она сказала Ривере, мол, он слишком глуп, чтобы стать отцом такого гения, как читатель свалки. «Даже если ты его отец, он никогда об этом не узнает, – сказала Эсперанса еl jefe. – Если Хуан Диего узнает, что ты его отец, это подорвет его уверенность в себе», – сказала она. (Это, несомненно, подрывало то немногое, что оставалось у хозяина свалки от уверенности в себе.)

Ривера велел Пепе ничего не говорить Хуану Диего, пока он, хозяин свалки, не умрет. Кто знает, не убило ли еl jefe его собственное сердце?

Никто не знал, где на самом деле жил Ривера; он умер в кабине своего грузовика – это всегда было его любимое место для сна, и Ривера редко спал где-либо еще после смерти Диабло, которого ему так не хватало.

Как и отец Альфонсо и отец Октавио, еl jefe тоже «ускользнул», но не раньше, чем исповедался брату Пепе.

Смерть Риверы, включая его признание, была важной частью переписки с братом Пепе, к которой Хуан Диего постоянно возвращался в своих мыслях.

Как брату Пепе удалось столь радостно прожить эпилог своей собственной жизни? – раздумывал Хуан Диего.

В «Энкантадоре» петухи больше не кукарекали в темноте; Хуан Диего спал всю ночь, не обращая внимания на караоке из клуба на пляже. Никакая женщина не спала рядом с ним (и не исчезала внезапно), но однажды утром он проснулся и обнаружил в блокноте на ночном столике что-то похожее на название – написанное его почерком.

«Последние вещи» – вот что было записано в блокноте. В ту ночь ему приснился последний приют Пепе. Брат Пепе начал работать волонтером в «Hijos de la Luna» («Дети Луны») где-то после 2001 года; письма Пепе были весьма позитивными – все, казалось, заряжало его энергией, а ему было тогда далеко за семьдесят.

Приют находился в городе Гваделупе-Виктория и предназначался для детей проституток. Брат Пепе писал, что проститутки могут навещать своих детей. Хуан Диего вспоминал, что в «Потерянных детях» монахини не подпускали к детям их матерей; это была одна из причин, почему к Эсперансе, родной матери детей свалки, монахини относились враждебно.

В «Детях Луны» сироты называли Пепе Papá; Пепе писал, что это «не так уж важно». По словам Пепе, других мужчин, которые вызвались работать добровольно в приюте, тоже называли Papá.

«Наш дорогой Эдвард не одобрил бы, что мотоциклы припаркованы прямо в классной комнате, – писал брат Пепе, – но люди крадут мотоциклы, припаркованные на улице». (Сеньор Эдуардо говорил, что мотоцикл – это «неминуемая смерть».)

Доктор Варгас, несомненно, одобрил бы собак в приюте – в «Детях Луны» разрешалось держать собак; дети их любили.

Во дворе приюта «Дети Луны» был большой батут («Собак на батут не пускали», – писал Пепе) и росло большое гранатовое дерево. На верхних ветвях дерева красовались тряпичные куклы и прочие игрушки – дети забрасывали их на цепкие ветки. Спальни девочек и мальчиков располагались в разных зданиях, но их одежда была общего пользования – одежда сирот была собственностью приюта.

«Я больше не езжу на „фольксвагене“, – писал Пепе. – Я не хочу никого убивать. У меня есть маленький мотоцикл, и я всегда езжу медленно, чтобы никого не сбить и не убить».

Это было последнее письмо от брата Пепе – одна из тех вещей, которые следовало учесть в «Последних вещах», – это было явно название, которое Хуан Диего написал во сне или когда он еще не совсем проснулся.

В то утро, когда он покинул «Энкантадор», только Консуэло и Педро не спали, чтобы попрощаться с ним. За рулем автомобиля сидел тот самый диковатый на вид парень, казавшийся слишком юным для водителя. Хуан Диего подумал, что официант из него хуже, чем водитель.

– Берегитесь варанов, мистер, – сказал Педро.

– Не наступайте на морских ежей, мистер, – предупредила его Консуэло.

Кларк Френч оставил записку своему бывшему учителю у портье. Кларк, должно быть, считал, что написал нечто остроумное, по крайней мере с его точки зрения. «До Манилы», – было в этой записке.

До аэропорта Тагбиларана они с пареньком-водителем не разговаривали. Хуан Диего вспомнил письмо, полученное от женщины, которая работала в приюте «Дети Луны». Брат Пепе погиб, когда ехал на своем маленьком мотоцикле. Он свернул, чтобы не сбить собаку, и в него врезался автобус. «У него были все ваши книги – те, что вы ему подарили. Он очень гордился вами!» – написала Хуану Диего женщина из «Детей Луны». Она подписалась словом Mamá. Имя женщины, написавшей Хуану Диего, было Коко. Это дети-сироты звали ее Mamá. Интересно, одна ли Mamá у «Детей Луны», задавался вопросом Хуан Диего. Оказалось, что действительно – Mamá была одна, как доктор Варгас напишет Хуану Диего.