Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Тэтчер cтр.№ 156

В понедельник 9 июля, совершенно неожиданно, Союз транспортных и неквалифицированных рабочих (СТНР) по причине якобы нарушенных правил Национального трудового кодекса портов (НТКП) призвал к общей забастовке работников портов. НТКП был создан правительством Эттли с целью устранить в портах поденный труд. По уставу он действовал в большинстве британских портов, разрешая принимать на работу только членов профсоюза и давая профсоюзам необычайно сильную власть. Поводом для забастовки стало использования КБС контрактного труда для автодорожных перевозок железной руды из портовых складов в Иммингэме на металлургический завод в Сканторпе. На самом деле в КБС понимали, что ни кодекс, ни местные соглашения нарушены не были. По нелепому положению кодекса так называемая теневая рабочая сила, состоящая из официальных работников порта, должна была наблюдать за работой тех, кто трудился по контракту. Отвечать этим требованиям было «обычным делом». Мы надеялись, что Национальный трудовой совет портов, куда входили представители профсоюзов, примет срочное постановление по этому вопросу. Но среди руководства СТНР были страстные сторонники мистера Скаргила, которые открыто приветствовали возможность начать забастовку.

Мы уже глубоко изучили последствия всеобщей портовой забастовки в 1982 году. Можно было с большой вероятностью предположить, что забастовка, которая всерьез затронет только порты, являвшиеся частью НТКП, не будет иметь сильного влияния на исход угольной забастовки. Мы не импортировали уголь, необходимый для работы электростанций, так как боялись рисковать поддержкой работающих шахтеров. Но забастовка в портах имела бы серьезные последствия для КБС, так как препятствовала бы импорту угля и железной руды. Несомненно, было похоже, что основным мотивом для забастовки было желание левого крыла руководителей СТНР помочь шахтерам, усиливая свое влияние на основных сталелитейных предприятиях. Общий эффект в сфере торговли был бы очень значительным, в особенности в отношении импорта продуктов питания, несмотря на то что около трети грузов меньшего размера перевозилось ролкерами (известными под названием РОРО – суднами для транспортировки грузов на колесной базе), многие из которых сопровождались водителем и проходили через неучаствующие в программе порты (например, такие как Довер и Феликстоу).

Нашим регулярно устраившимся собраниям министерской группы по углю теперь приходилось иметь дело не с одной, а с двумя забастовками. На следующий день после начала портовой забастовки я обратилась к группе, сказав, что нам жизненно необходимо мобилизовать все усилия и сформировать свое мнение в течение сорока восьми часов. Мы должны призвать портовых работодателей к тому, чтобы решительно подходить к делу и использовать все возможные средства для усиления противостояния забастовке среди рабочих в тех отраслях, которые вероятнее всего пострадают от нее, и обязательно среди всего народа. Нужно ясно показать, что предпосылки к забастовке были надуманными и что те, кто участвует в акциях, уже наслаждаются особыми привилегиями. Нам нужно особо подчеркнуть, что по оценкам 4 000 из 13 000 докеров, зарегистрированных в НТКП, составляли излишек рабочей силы в отрасли. Конечно, было бы не вовремя отменить НТКП во время угольной забастовки, но именно в то время нам нужно было стремиться разрешить конфликт, не зарекаясь о будущих изменениях.

В действительности портовая забастовка принесла гораздо меньше проблем, чем ожидалось. Какими бы ни были мнения ее лидеров, простые докеры не были готовы поддерживать акции, угрожающие их рабочим местам: даже те, кто работал в портах НТКП, не проявляли большого энтузиазма, боясь, что забастовка ускорит конец самой программы. Но решающую роль сыграли водители грузовиков, у которых была еще бóльшая заинтересованность доставлять товары по назначению и которые не боялись преследований и угроз. К 20 июля у СТНР уже не было другого выбора, кроме как отозвать забастовку. Она продолжалась всего десять дней.

После безрезультатного собрания НСУП и НСШ, состоявшегося 23 мая, переговоры возобновились в начале июля. Мы надеялись, что они быстро закончатся, но они все тянулись, и все указывало на то, что НСУП постепенно уступает свои позиции. Первую проблему создавало то, что каждый новый раунд переговоров естественным образом препятствовал возвращению к работе: немногим хотелось рискнуть и вернуться на работу, на случай если вдруг в результате переговоров будет принято противоположное решение. Еще более серьезная проблема заключалась в реальной опасности увиливания от вопроса о закрытии нерентабельных шахт: разрабатывалась формула, по которой ни одна шахта, еще способная к «благоприятному развитию», не должна закрыться. Мы были очень встревожены, что переговоры не принесут результата.

Но 18 июля переговоры были приостановлены. Признаюсь, я почувствовала огромное облегчение.

Во вторник 31 июля я выступала в дебатах в Палате общин в связи с вотумом о неполном соответствии должности, пункт о котором лейбористская партия опрометчиво включила в повестку дня. Обсуждение захватило гораздо более широкие темы, чем забастовка шахтеров. Но сама забастовка не выходила ни у кого из головы, и, неизбежно, именно ее обсуждение привлекало всеобщее внимание. Я говорила без обиняков:

«Лейбористская партия поддерживает всякую забастовку, независимо ни от ее причин, ни от нанесенного ею ущерба. Но в первую очередь, если лейбористская партия оказывает поддержку бастующим шахтерам, а не работающим шахтерам, это полностью лишает ее доверия как представителя настоящих интересов рабочего класса страны».

Затем я высказалась о Ниле Кинноке:

«Лидер оппозиции не выступал по вопросу о выборах до тех пор, пока НСШ не изменил правила, сократив процент решающего большинства. После этого он сообщил палате, что проведение выборов НСШ теперь было более вероятным и что выборы не за горами. В последний раз о выборах мы услышали от него 12 апреля. Однако 14 июля он, присутствуя на митинге НСШ, сказал:»У нас нет другой альтернативы, кроме как сражаться. Все другие пути перекрыты». А как же выборы?»

Ответа мы так и не получили.

Нил Киннок сменил Майкла Фута, став лидером лейбористской партии в октябре 1983 года. Как и Майкл Фут, Нил Киннок был одаренным оратором. Но в отличие от мистера Фута он не был хорошим парламентарием. Его выступления в палате общин страдали многословием, неспособностью ухватить факты и технические аргументы и, главное, нехваткой ясности мысли. Мистер Киннок был в полной мере продуктом современной лейбористской партии – представителем левого крыла, близким к тред-юнионам, опытным в управлении партией и в политическом манипулировании, в целом убежденным, что прошлые поражения лейбористов произошли из-за того, как партия представляла себя, а не из-за политики, которую она проводила. Он относился к словам как к средству для утаивания не только своих социалистических взглядов, но и взглядов лейбористской партии, а не как к средству для обращения других в свои убеждения. Поэтому он усиленно обличал троцкистов и других возмутителей спокойствия из левого крыла, но не их жестокую тактику или экстремальные революционные задачи, а то, что они позорили амбиции его самого и других лейбористов. Мистер Киннок участвовал в казавшемся мне фундаментально постыдным предприятии, притворяясь, что и он сам, и его партия – совсем не то, чем они являются на самом деле. Палата общин и комитет по выборам все-таки узнали правду. Как лидер оппозиции он потерял почву под ногами. Как премьер-министр он бы пошел ко дну.