Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Тэтчер cтр.№ 125

Однако, как я и предполагала, островитяне и слышать не хотели о подобных предложениях. Они не доверяли аргентинской диктатуре, и еще больше этого им хотелось оставаться британцами. Палата общин была слишком открыто настроена в пользу того, чтобы соблюдать пожелания жителей островов.

Однако оставался менее ясным вопрос – что это все означает для будущего Фолклендских островов в долгосрочной перспективе. Мы стремились, если это возможно, продолжать переговоры с аргентинской стороной, но применение дипломатии становилось все сложнее. В 1976 Аргентина установила и с тех пор сохраняла военное присутствие на Южном Туле на юге Сэндвичских островов, против чего лейбористское правительство не предприняло никаких мер, и о чем министры не сообщали палате общин до 1978 года.

Затем в декабре 1981 года в Буэнос-Айресе сменилось правительство. Новая военная хунта из трех человек пришла на смену предыдущему военному правительству, а генерал Леопольдо Гальтиери стал президентом. Гальтиери полагался на поддержку аргентинского флота, главнокомандующий которого адмирал Анайа обладал особенно жестким видением претензий Аргентины на «Мальвины».

В феврале 1982 года в Нью-Йорке состоялись переговоры, которые, казалось, прошли удачно. Но затем поведение Аргентины стремительно поменялось. Сейчас, глядя в прошлое, можно утверждать, что это был переломный момент. Но важно помнить, сколько агрессивной риторики было в прошлом, и она ни во что при этом не выливалась. Более того, из нашего предыдущего опыта следовало, что скорее всего Аргентина прибегнет к политике прогрессирующего нарастания напряжения, начав с дипломатического и экономического давления. Вопреки всему, что говорили тогда, у нас почти до последнего момента не было информации о том, что Аргентина вот-вот начнет полномасштабное вторжение. Не было ее и у американской стороны: Эл Хейг позже сказал мне, что им было известно еще меньше, чем нам.

Во всем этом присутствовал фактор усиления американской администрацией связей с Аргентиной в рамках стратегии по сдерживанию коммунистического влияния Кубы в Центральной и Южной Америке, и у аргентинцев сложилось излишне преувеличенное ощущение собственной важности для США.

Накануне своего вторжения они были убеждены, что им не следует всерьез воспринимать предостережения американской стороны против начала военных действий, и стали еще более непреклонными, когда на них позднее было оказано дипломатическое давление с требованием отступить.

Можно ли их было сдержать? Чтобы предпринять меры по военному сдерживанию Аргентины, учитывая огромное расстояние между Британией и Фолклендами, нам нужно было бы быть осведомленными хотя бы за три недели. К тому же, направить контингент недостаточного размера означало бы подвергнуть его непозволительному риску. Разумеется, присутствие корабля «Эндюренс» – легковооруженного патрульного судна, которое пришлось отозвать – можно было не принимать в расчет с военной точки зрения. Оно бы не смогло ни сдержать, ни отбить ни одно спланированное вторжение. (Действительно, когда вторжение началось, я была очень рада, что корабль был в море, а не в Порт Стенли: окажись он там, его бы захватили или подорвали). Прежде всего, ничто бы так не спровоцировало полномасштабное вторжение, если планировалось что-то меньшее, как если бы мы начали подготовку, необходимую по масштабу для полноценного сдерживания агрессии. Разумеется, задним числом нам всегда хочется действовать по-другому. Как и аргентинцам. Это было основным заключением комиссии по расследованию, возглавленной лордом Френксом, которая изучила наши действия по решению спора в преддверии вторжения. У комиссии был беспрецедентный доступ ко всем государственным документам, включая разведданные. Ее отчет заканчивается словами: «Мы не вправе выступать с какой-либо критикой или обвинять действующее правительство в решении аргентинской хунты совершить акт ничем не спровоцированной агрессии при вторжении на Фолклендские острова 2 апреля 1982 года».

Все началось с инцидента на Южной Джорджии. 20 декабря 1981 года была совершена незаконная высадка на остров кем-то, кого описали как аргентинских торговцев металлоломом; мы ответили жестко, но взвешенно. Аргентинцы впоследствии покинули остров, а аргентинское правительство заявило, что ничего не знает об инциденте. Я была больше встревожена, когда аргентинское правительство нарушило регламент, установленный на встрече, опубликовав одностороннее коммюнике, раскрывающее детали переговоров, в то время как аргентинская пресса стала муссировать вопрос о возможности начала военных действий до символически важной даты января 1983 года. 3 марта 1982 года я получила телеграмму из Буэнос-Айреса: «Мы должны готовить планы ответных мер» – однако, несмотря на свое беспокойство, я не ожидала ничего подобного полномасштабному вторжению, которое последний анализ нашей разведкой намерений Аргентины списал со счетов.

20 марта нам сообщили, что накануне аргентинские торговцы металлоломом снова без разрешения высадились на Южной Джорджии. Был поднят аргентинский флаг и раздавались выстрелы. В ответ на наши протесты Аргентинское правительство заявило, что не располагало информацией об этом. Сперва мы решили приказать кораблю «Эндюренс» выдворить аргентинцев, кем бы они ни были. Но старались решить переговорами с аргентинской стороной этот вопрос, который все еще выглядел как неудобный инцидент, а не как предвестник конфликта, потому мы отозвали приказ «Эндюренс» и вместо этого велели судну проследовать на британскую базу в Гритвикине, основном поселении на острове.

По мере того, как март подходил к концу, а инцидент все еще не был разрешен, мы все больше были озабочены ситуацией. Вечером в воскресенье 28 марта я позвонила Питеру Керрингтону, чтобы выразить свою обеспокоенность положением. Он уверил меня, что уже первым обратился к Элу Хейгу, госсекретарю США, попросив у него оказать давление. На следующее утро Питер и я встретились на базе Королевских ВВС Нортхолт по дороге на Европейский совет в Брюсселе и пришли к решению отправить ядерную подводную лодку в усиление «Эндюренс» и начать подготовку к отправке второй подлодки. Я не была слишком-то недовольна, когда произошла утечка этой информации. Подводной лодке понадобится две недели, чтобы достичь Южной Атлантики, но эффект это возымеет незамедлительно. Инстинкт подсказывал мне, что пришло время показать аргентинцам, что мы настроены серьезно.

Поздним вечером 30 марта возвратилась из Брюсселя. К этому времени Питер Керрингтон уже отбыл с официальным визитом в Израиль. Министерство иностранных дел и Министерство обороны уже работали над подготовкой оперативных оценок и анализом дипломатических и военных опций. На следующий день – в среду 31 марта – я выступила в Палате с отчетом по брюссельскому саммиту, но мысли мои были сосредоточены на том, что намеревались делать аргентинцы, и как нам следует на это отвечать. Разведка сообщала, что аргентинское правительство изучало наши реакции, но они планировали высадку на Южной Джорджии. Теперь я была глубоко обеспокоена. Тем не менее, я все еще не считаю, что кто-либо из нас ожидал немедленного вторжения на сами Фолклендские острова. Я никогда не забуду тот вечер среды. Я работала в своем кабинете в палате общин, когда мне сообщили, что Джон Нотт просит незамедлительного совещания для обсуждения Фолклендских островов. Я созвала людей. Хампфри Аткинс и Ричард Люс прибыли из Министерства иностранных дел вместе с представителями Министерства иностранных дел и по делам сотрудничества и Министерства обороны. (Глава Генерального Штаба был в Новой Зеландии). Джон был взволнован. Он только что получил разведданные о том, что аргентинский флот уже вышел в море, и похоже готовится к вторжению на острова 2 апреля. Джон высказал Министерству обороны мнение, что если Фолкленды будут захвачены, их не получится отбить. Это было ужасно и совершенно неприемлемо: это были наши острова и наш народ. Я немедленно сказала: «Если на них вторгнутся, нам придется их отвоевать».