Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 63

* * *

Простой ужин, тихие голоса. Это было так непривычно — звон тарелок, вилок, детский голос племянницы. Семейные шутки казались странными и несмешными. Брат и я удивленно смотрели на родных, которые пытались шутить.

— Да что-то вы все чувство юмора в тюрьме растеряли, — сказал муж моей сестры.

Мы переглянулись с братом и выпалили в один голос:

— Кто был в тюрьме, тот в цирке не смеётся.

Остальные промолчали. Я поняла, что задушевных бесед на кухне можно не ожидать в первое время. Никто не поймет, никому это не нужно. Для родных это тоже страшный сон, который, наконец, закончился, и вспоминать его никто не хочет. Они-то не изменились, им просто забыть походы в суд и встречи с адвокатом. Тюрьма не стала неотъемлемой частью их жизни. Рассказывать ужасы сестре и маме, тем более в присутствии племянницы, не хотелось, а преподносить жизнь там, играючи и смеясь, было неправильно. Барьер непонимания стоял перед нами, никуда от этого не деться.

Мой парень даже не пытался сблизиться со мной, не лез целоваться и обниматься — это только в кино бывает. А в реальной жизни мы чувствовали отчуждение, ощущали то, насколько разными мы стали. Даже встречаться взглядами было неловко.

Мы с братом обсуждали дела тюремные, разговаривая на тюремном жаргоне, а семья смотрела на нас и не понимала ни слова, а мы не понимали их.

Казалось, что здесь я должна была почувствовать себя в безопасности, но все было наоборот. Без конвоя и охраны, которым я научилась доверять, было не по себе. Как теперь выйти на улицу? Не будет ли мне мерещиться за каждым углом притаившийся потерпевший? Почему они не хотели нас отпускать? Чем мы угрожали им? Мы задавали все эти вопросы семье, но у них не было ответов.

— Если бы ваша адвокат вовремя не среагировала на пришедших ребят из УБОПа, то мы бы здесь не сидели сейчас, — сказала мама.

— А что бы они сделали? — недоумевала я. — Выставили бы все так, что я вновь набросилась на кого-то? Что за идиотизм?

— Не знаю, — качала она головой, — но будьте осторожны. Вообще первое время на улицу не выходите.

— Да уж, конечно, — воспротивилась я, а сама думала, что этот мой дух бунтарства никуда не делся.

Я хотела отделаться от всех, остаться одна со своими чувствами и мыслями. Как странно, в камере я была в окружении множества людей, ни на минуту не оставаясь одна, но как только требовалось уединение, то остальные это понимали каким-то шестым чувством и испарялись. Там, в гуле голосов, становилось спокойно, можно было поразмышлять, написать письмо, и было тихо. А здесь, в кругу семьи, было так шумно, неловко, и мне никак не удавалось отвязаться от них. Не хотелось что-то обсуждать и рассказывать, они ведь все равно не понимали ничего. Объяснять что-то время еще не пришло.

Я осталась одна и, наконец, могла осмотреться. Все было таким странным. Инородным. Слишком зеленый ковер, его цвет просто бил в глаза, вызывая раздражение. Разве может что-то в комнате быть таким ярким? Диван слишком мягкий. Я садилась на него и проваливалась, это ощущение вопреки ожиданиям вовсе не было приятным, скорее наоборот, словно таило угрозу. Чистая постель так белоснежна, что страшно к ней прикоснуться, словно я тут же запачкаю ее. Цветы в горшках — такие странные, зеленые. Старый кот, оставляющий свою шерсть повсюду. Он напоминал инопланетное существо. Все здесь было словно из другого мира, будто я попала на другую планету, где все-все не такое как у нас. К этому можно

Мы с братом обсуждали дела тюремные, разговаривая на тюремном жаргоне, а семья смотрела на нас и не понимала ни слова, а мы не понимали их.

Казалось, что здесь я должна была почувствовать себя в безопасности, но все было наоборот. Без конвоя и охраны, которым я научилась доверять, было не по себе. Как теперь выйти на улицу? Не будет ли мне мерещиться за каждым углом притаившийся потерпевший? Почему они не хотели нас отпускать? Чем мы угрожали им? Мы задавали все эти вопросы семье, но у них не было ответов.

— Если бы ваша адвокат вовремя не среагировала на пришедших ребят из УБОПа, то мы бы здесь не сидели сейчас, — сказала мама.

— А что бы они сделали? — недоумевала я. — Выставили бы все так, что я вновь набросилась на кого-то? Что за идиотизм?

— Не знаю, — качала она головой, — но будьте осторожны. Вообще первое время на улицу не выходите.

— Да уж, конечно, — воспротивилась я, а сама думала, что этот мой дух бунтарства никуда не делся.

Я хотела отделаться от всех, остаться одна со своими чувствами и мыслями. Как странно, в камере я была в окружении множества людей, ни на минуту не оставаясь одна, но как только требовалось уединение, то остальные это понимали каким-то шестым чувством и испарялись. Там, в гуле голосов, становилось спокойно, можно было поразмышлять, написать письмо, и было тихо. А здесь, в кругу семьи, было так шумно, неловко, и мне никак не удавалось отвязаться от них. Не хотелось что-то обсуждать и рассказывать, они ведь все равно не понимали ничего. Объяснять что-то время еще не пришло.

Я осталась одна и, наконец, могла осмотреться. Все было таким странным. Инородным. Слишком зеленый ковер, его цвет просто бил в глаза, вызывая раздражение. Разве может что-то в комнате быть таким ярким? Диван слишком мягкий. Я садилась на него и проваливалась, это ощущение вопреки ожиданиям вовсе не было приятным, скорее наоборот, словно таило угрозу. Чистая постель так белоснежна, что страшно к ней прикоснуться, словно я тут же запачкаю ее. Цветы в горшках — такие странные, зеленые. Старый кот, оставляющий свою шерсть повсюду. Он напоминал инопланетное существо. Все здесь было словно из другого мира, будто я попала на другую планету, где все-все не такое как у нас. К этому можно

привыкнуть?

Здесь на свежем воздухе я ощутила, как воняет моя одежда. Застарелым запахом сигарет, въевшимся в ткань, волосы и кожу. Отправилась в душ смыть с себя навсегда запах тюрьмы. Я твердо решила больше никогда туда не попадать, чтобы ни случилось. В ванной комнате все было еще необычней — горячая вода, мыло, шампунь и множество каких-то баночек и тюбиков. Как я отвыкла быть женщиной!

В зеркало я впервые за год увидела себя в полный рост. Нелепая одежда, плохо сидящая на очень худом теле, слишком бледная кожа, как у настоящей зэчки Я улыбнулась такой мысли. Ведь еще несколько часов назад я и была настоящей зэчкой, без надежды и прав.

Темно. Не кромешная тьма: в комнате много всяких разных светящихся вещей — электронные часы, свет из окна, но все равно для меня это темень. Подхожу к окну и страшусь выглянуть в него. Оно такое большое, без решеток, что кажется, будто я тут же вывалюсь наружу.

Я легла в постель и хотела заснуть. Но проворочавшись час, поняла, что не смогу. Слишком уж тихо. Тиканье часов в этой тишине раздражало. В тюрьме ведь нет часов. Вообще. Почему-то это запрещено, и поэтому с непривычки, тиканье кажется громогласным. Я понимаю, что такая тишина убийственна для меня. Раньше я засыпала под непрерывный гул нашего пчелиного роя, как только голова касалась подушки, и теперь мне его не хватало. Там все время кто-то был рядом, не спал, охранял твой сон. А здесь все спят, и расслабиться я не могла.