Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 61

А я чуть не расплакалась: встречать Новый год здесь, с тюремным пиром было как-то тошно и грустно. В камере у Жени хоть весело было и шумно, а здесь нас осталось всего четверо. Вот ведь несправедливость: у Жени в камере спят по двое на одной наре, а здесь — две пустых. Инга с суда так и не вернулась. Как-то она шла мимо нашей камеры из осужденки, заглянула и сказала, что ей три года дали. Бедная Инга и ее дочка.

Хотя, если дело пойдет как в предыдущий раз, то может я и не буду здесь встречать Новый год, а отправлюсь прямиком в колонию. Да, перед праздниками у большинства людей настроение приподнятое, все ожидают чего-то приятного.

А нам чему здесь радоваться? Как праздновать? Ужас какой-то. До Нового года оставалось меньше месяца, и мне надо было учить речь. Это оставалось единственным, что я могла сделать для смягчения приговора.

Глава 12

Настал долгожданный день суда. Это был решающий день — день вынесения окончательного приговора. Этому дню предстояло решить мою дальнейшую судьбу, определить, что ждет нас впереди: долгожданная свобода или медленное угасание в тюрьме. Я вслушивалась в свой внутренний голос, пыталась пробудить интуицию, которая не подводила меня никогда в нужную минуту, но ощущала только страх. Внутри все дрожало, сердце прыгало, и унять его я не могла. Может этот страх и был предвестником беды? Я не была столь самонадеянна, как брат, не верила уже ни в какие хорошие знаки. Может, единственным хорошим событием в этой истории было то, что мы остались живы и нечего теперь роптать: должны радоваться и этому. В конце концов, брата ведь и правда могли отпустить, он никому не причинил вреда и возможно хотя бы ему посчастливится. Я хотела быть реалисткой. Не надеяться понапрасну, чтобы не горевать потом сильно. Кто-то где-то, наверно, уже решил нашу судьбу, а мы просто должны дождаться своего часа.

В этот раз заседание было назначено на двенадцать часов дня, и сидеть в боксике предстояло не так долго.

На все предыдущие заседания я ездила, собрав все свои вещи. Это было очень неудобно и создавало лишний дискомфорт. Огромная сумка со всеми пожитками — одеялами, постельным бельем, одеждой и обувью. Продукты я, конечно, не забирала, но остальное приходилось возить. А в прошлый раз я оставила вещи в камере, поленившись везти их с собой. Меня продержали в боксике лишних пару часов и, вернувшись, я обнаружила, что их уже забрали себе оставшиеся девчонки. Пришлось устраивать скандал и с боем забирать вещи назад. Чувство было очень неприятное, словно тебя похоронили.

— А чё такого, мы думали, ты домой пошла, — сказали они.

Конечно, если бы я пошла домой, то мне было бы наплевать на вещи, все самое ценное я возила с собой, но вернуться и увидеть, как на твоей постели спит посторонний, было крайне неприятно. Осадок в душе остался, поэтому я назло всем перед судом собрала сумку, не поленившись запихнуть в нее одеяло и постель, и вот с этой огромной сумкой поплелась в боксик. Сумка оказалась очень тяжелой, и я уже проклинала себя за жадность. К тому же всегда был риск того, что мне устроят шмон и отберут памятные вещи — марочки, письма, открытки. Я всегда была очень осторожна и тщательно прятала все эти сокровища.

Чаще всего, когда я ходила к адвокату или следователю, то засовывала письма и другие запрещенные предметы в ботинок. Таким образом, я проносила все что хотела, даже таблетки. Но однажды я, как обычно, возвращалась с ботинком, полным писем от родных, и пред камерой конвойный сказал:

— Разувайся.

Вот это был номер. На меня явно кто-то доложил. Письма забрали, и я понурая вернулась в камеру. Как я ни кричала и ни ругалась, узнать, кто это сделал, так и не смогла. Это мог быть кто угодно. Не было обидно, ведь это тюрьма и контингент здесь всякий встречался.

На суд я не могла пойти с письмами за пазухой, поэтому просто засунула их поглубже в сумку в надежде, что когда я вернусь, обыска удастся избежать. Меня действительно уже никто не трогал, настолько я примелькалась.

Пред заседанием сумку забрали конвойные и поставили у себя в комнате. Она там стояла без присмотра, но не думаю, что кто-то позарился бы на тюремные вещи.

Итак, заседание началось. Нас с братом ввели, как обычно, первыми и закрыли в клетке. И тут случилось странное. Зал стал заполняться людьми. Обычно на слушания приходили мама, мой парень, сестра. Однажды пришла Дюймовочка, это было так приятно, и видеть ее родное лицо было милее всех остальных, чужих и не понимающих. А один ее вид вызвал утешение. В этот судный день, кроме моих родных, в зал стали заходить один за другим незнакомые мужчины. Мы недоуменно переглядывались с братом, не понимая в чем тут дело. Кто это? Чего они тут забыли? Почти все они одного возраста с потерпевшим, мужчины лет тридцати, а он сам сидел такой важный в окружении этих людей. Наверное, это его друзья пришли поддержать. Но почему именно сегодня? Раньше никого не было. И почему в таком количестве? Это было пугающе странно. Хотя и хотелось, чтобы как можно больше людей увидели возможное торжество истины. Я не позволяла себе надеяться, зная, что падать всегда больно.

Заседание началось, ничего нового не происходило. Все стерлось и было как в тумане, я не могла думать ни о чем, кроме этого полчища людей. Их было около двадцати, это точно.

Как мне сказала адвокат, она пыталась выяснить, почему предыдущая молодая судья навалила мне и брату такой срок. Она аргументировала это тем, что ей не понравилось, что я улыбалась. Не помню, чтобы я была способна в тот миг улыбаться, но ей видней, наверное. Может нервную судорогу лица она приняла за улыбку? В любом случае, всем было понятно, что срок мне дали не за улыбку. Но все равно, памятуя об этом, я теперь боялась, что новому судье тоже что-то не понравится. Например, что я грустила. Это заставило меня нацепить каменную маску.

Брат мой тоже был обвиняемым, но в таком положении, что ему даже последнего слова не давали и вообще ни о чем не спрашивали ни в прошлый раз, ни в этот. Хотя все его преступление сводилось к тому, что он пнул остановку, почему-то это расценивалось как злостное хулиганство. Даже сам потерпевший и его свидетели-сослуживцы из «Сокола» не смогли приписать ему других

неправомерных действий. Его хулиганские действия не привели ни к каким последствиям, и это был неоспоримый факт.

Последнее слово предоставили адвокату. Она спокойно и уверенно произнесла заключительную речь. Это было великолепно. Адвокат разложила все по полочкам, кратко, но полно обрисовав картину наших действий и неправомерных действий УБОПа, под конец потребовала смягчить наказание до минимума и отправить подсудимых домой.

При ее последних словах я усмехнулась.

Наконец суд предоставил слово мне. Я встала и, пялясь на потерпевшего, скрепя сердце промямлила, что я была не права и не имела никакого права так поступать. Потом, набравшись сил, сказала, что больше никогда так не поступлю и что осознала всю неправомерность своего поступка. Я готовилась сказать все это уверенно и громко, но получилось невнятное бормотание. Мне показалось, что судье вообще на это наплевать, он и не слушал меня вовсе. Я не рассчитывала, что придется выступать перед таким количеством народа, поэтому ладони вспотели и колени дрожали.