Исповедь о женской тюрьме - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Агапеева cтр.№ 25

Когда Женя видела грубую силу вроде Лилиана или глухонемой Ксюхи, то формировала из них свою армию, приближая к себе. Все просто. К тому же, у нее в обязательном порядке был «общак», который составлялся из части всех поступлений в камеру. При помощи общака можно было решить мелкие вопросы с охраной, передать вещи или послания кому-то из другой камеры, собрать отбывающего в дорогу.

В обязательном порядке в камере был человек, следящий за чистотой. Составлялся план дежурства, и каждый день камеру по очереди тщательно мыли. От дежурства можно было откупиться за пару сигарет, и всегда находились желающие поработать за тебя. Кроме обязательной уборки у нас был человек, который занимался проверкой новоприбывших на паразитов. Ей обязательно платили, потому что никому не хотелось за так рассматривать резинки грязных трусов и копаться в чужих волосах. Многие женщины поступали из глухих сел и деревень, или просто с улицы, и на них действительно было множество заразы. Конечно, они проходили проверку, как только поступали в СИЗО, и там, если находили вшей, с ними никто не церемонился. Тут же на месте обривали налысо. Их, кстати, было не так мало, хотя почти каждая твердила, что стала жертвой плохого настроения приемщиков. Этих бритоголовых называли «чупа-чупсзми» и уважения к ним было крайне мало, спали они чаще всего на третьем этаже и выглядели устрашающе. Словно своя отдельная каста.

Попадались и бельевые вши, но с ними боролись, просто заливая одежду кипятком. При СИЗО существовала так называемая «прожарка», и туда можно было сдать вещи, но говорили, что после нее, если тебе что и вернут, то только лохмотья. Так что никто не рисковал.

Обслуживали камеру такие же заключенные, как и мы. Разница заключалась в том, что они были уже осуждены и не захотели отправиться в лагерь. За кого-то договорились родственники, кто-то сам решал этот вопрос, кого-то власти оставляли сами, как Андрея-Шприца. Врач, пусть и осужденный, на дороге не валяется. Такой обслуживающий персонал не любили и называли «хозбыками». Они работали на кухне, развозили баланду, мыли посуду. Кто устроился получше, разносил передачи, кто понаглей что-то обязательно клал себе в карман, поэтому передачи надо было тщательно проверять. Были электрики, ремонтники, строители. Самыми ненавистными — конокрады. В их обязанности входило обрывать ночами коней, при помощи специальных приспособлений. Вот кого ненавидели! Каждая камера считала своим долгом сделать им какую-то гадость, хоть кипятком облить или мочой, хоть стишки гадкие прочесть. Поэтому-то они старались не подходить близко к окнам и делали своё дело спустя рукава. Наверное, выполняли и другую хозяйственную работу, и не думаю, что им что-то платили за это. Так что все были в выигрыше. Женщины относились к хозбыкам намного ровнее, общались с ними, так же как и с остальными заключенными, заводили романы, использовали для передачи посланий.

Наверное, не было ни одной женщины, кто не хотел бы остаться в СИЗО отбывать срок. Если отбросить в сторону мысли о том, что все после суда обязательно пойдут домой, то мечтать можно было только о том, чтобы остаться здесь. Все знакомое и не страшное, никакого давления, работать не надо (та простая работа, что выполняли хозбыки, не шла ни в какое сравнение с тяжелым трудом в лагере). Опять же рядом с родными, которые смогли бы приходить навещать тебя здесь, в тюрьме. Это подследственным запрещались свидания, а осужденным — пожалуйста. Я не была исключением.

Остаться очень хотела, поездка в лагерь — страшила. Конечно здесь не оставляли отбывать длительное наказание. Но все зависело от кошелька твоих родственников и правила существовали только для того, чтобы их нарушали. Нашу Женю осудили на шесть лет, но она осталась смотрящей и начальство ее ценило. Она ожидала условно-досрочного освобождения, и просидеть должна была не больше трех лет. Опять же родственникам намного проще было бы навещать тебя в родном городе, чем ехать за пару тысяч километров в другой конец страны.

Многие девчонки, которые оставались в тюрьме, выполняли простую работу — разносили белье из прачечной, работали в библиотеке, красили двери. Они не выглядели замученными работой и весело носились по коридорам на зависть нам. Они жили в отдельной камере «со всеми удобствами», где осужденные могли готовить нормальную еду. Если стоял бы выбор, конечно, я бы предпочла работать, чем сидеть три года, как Женя на одной наре.

* * *

Много историй водилось в СИВО. Никто толком не знал правдивости этих рассказов, но ловили их с открытыми ртами и передавали из уст в уста, наверное, не первое десятилетие. Конечно, было много историй о привидениях. Симферопольский СИЗО был одним из самых старинных, основанный в 1803 году как царская тюрьма. С тех пор здесь и не менялось особо ничего. Здание не перестраивалось, хотя некие нововведения все же появились. Например, центральное отопление. А вот кованые решетки не менялись с царских времен. На малолетке — красивый желтый пол. Эту плитку выкладывали немецкие военнопленные после второй мировой. Сделали они это добротно и до сих пор в плиточке ни одной трещины. Конечно, вряд ли малолеткам есть до этого какое-то дело.

Само здание тоже добротное, построенное из бута. Стены метровой толщины, ни пробить, ни проломить. О подкопе тоже можно и не мечтать, все залито бетоном.

Конечно, это старое здание вызывало множество кривотолков. Ни для кого не секрет, что в царские времена людей истязали и мучили. Вот и пошло множество историй о привидениях, замурованных и замученных. Нам-то бояться было особо нечего, как минимум двадцать человек неустанно находились бок о бок. А вот охранники, блуждающие в ночи одни- одинешеньки по коридорам, рисковали наткнуться на бывшего арестанта.

Как и в любом государстве водилось множество своих сказаний и преданий. Нам очень нравились истории о крысах. У нас считалось очень плохой приметой убить крысу. Если же в камере заводился грызун, это считалось к удаче. Большинство из женщин были суеверны, а верить в хорошие приметы хотели все. Вот поэтому крыс и не гоняли. Они заменяли домашних питомцев и умиляли. До поры до времени. Некоторые, потакая этим животным, раскормили их, и эти твари стали считать себя полноправными хозяевами в нашей «хате». Эти питомцы обнаглели настолько, что перестали нас бояться, лазили по вещам и таскали все что могли. Приметы приметами, но заразиться от них никто не хотел. Тем более что с лекарствами ощущалась большая напряжёнка. Можно было лежать при смерти, и никто не пришел бы дать тебе аспирина. Вот поэтому мы в один прекрасный день забили все щели, через которые они к нам пробирались. Плотно смятыми пластиковыми бутылками мы заделали дыры в старом деревянном полу. Какое-то время было тихо. Спустя два дня под полом поднялась жуткая возня. Крысы грызли бутылки, звук при этом раздавался такой, словно началась война и мы под обстрелом, грохот стоял убийственный. Но через какое-то время грызуны притихли. Все уж было обрадовались, что проблема наконец-то решилась. Но следующей ночью нас ожидал сюрприз. Услышав писк, мы не могли понять, откуда он доносится, а потом прямо на голову Вале упала крыса.

Валя сидела за столом, с благоговейным видом помешивая только что заваренный супчик. Она едва поднесла ложку ко рту, как внезапно ей на голову шмякнулась крыса. Заметили мы это все и сразу, потому что в этот момент Валька что-то увлеченно нам рассказывала. Она всегда говорила громко, так что без внимания не оставалась. Какой поднялся визг, писк, крик! А когда мы подняли головы, чтобы посмотреть, откуда же она вывалилась, то увидели кишащее месиво в воздуховоде. Небольшое оконце было заполнено мордочками гадких крыс. Глазки-бусинки зло таращились на нас. Они очень громко пищали и что-то требовали, разве что не говорили человечьим голосом. Вот под таким натиском одна и вывалилась Вале на голову. Зрелище было зловещим и отвратительным. Что делать? Пришлось разводить костер из бумаг прямо под воздуховодом. Мы и сами чуть не задохнулись, но в отличие от крыс бежать заключенным было некуда. Крысы ретировались, а нам пришлось приложить все усилия, чтобы изловить ту, что выпала.