– По маминым словам выходило, что, если предоставить клептархов самим себе, все рухнет. Вы тоже так считаете?
– Без своевременной обрезки под присмотром беспристрастного садовника – да, – ответила Лоубир. – Их пошлые аппетиты и презрение к закону обрушили бы все на их головы и на наши. В конце концов, клептархи сумели сделать это с прежним миропорядком, хотя тогда они того и добивались. Они были рады джекпоту с его хаосом. Издевательство человека над природой выполнило за них бо́льшую часть работы. Никакие тормоза тогда волшебным образом не появились, и я не вижу их сейчас. Нет никого, кто мог бы эффективно пресекать худшие порывы клептархов. Биосфера существует лишь за счет тех костылей, которые мы ей подставили. Ассемблеры, возможно, сумеют ее поддерживать, если клептархи выйдут из игры. Однако у меня нет уверенности, что обострившаяся погоня за быстрой прибылью и терминальная близорукость не приведут к концу света.
Недертон заморгал, сглотнул.
– И Китай?
– Мы по-прежнему живем в одной биосфере с Китаем, – сказала она. – И торгуем с ним, насколько он позволяет.
– Вы убили Веспасиана, да?
Их взгляды встретились. Недертон подумал: если глаза у нее собственные, то им больше ста лет.
– Какое-то время я жалела, что не обнаружила и не убила его раньше, – сказала Лоубир. – Однако теперь я признательна за возможности, которые он невольно предоставил нам в срезе Юнис.
За спиной у Недертона открылась дверца. Это значило, что разговор окончен.
– Верити спит в сан-францисском отеле, – сказала Лоубир. – Когда проснется, поговорите с ней. Если понадоблюсь, я здесь.
– Вы знали, что Лев мне позвонил, – сказал Недертон. – А знали, что разговор будет об этом?
– Что может быть о чем-то в таком духе. Звонок запустил некий установленный тетушками механизм, о котором мне известно не было.
61
Французский завтрак
Верити проснулась от мужских голосов в соседней комнате. Слов было не разобрать. Она открыла глаза. По краям штор пробивался неяркий свет.
– Русские… – говорил кто-то. – «Фейсбук»…
Судя по южному акценту, говорил Коннер. Ответил ему Верджил, но Верити не уловила ни слова.
Она сощурилась на прикроватные часы. Восемь двадцать пять.
Верити расстегнула молнию вкладыша, выбралась из-под одеяла. В ногах лежал белый банный халат, смятый. Она надела его и подошла к двери.
– …реальная хрень, в натуре, – сказал Коннер, – но так эта жопа и случилась.
– Как случилась эта жопа? – спросила Верити, открывая дверь.
Верджил поднял голову. Он сидел на диване, закинув ноги в носках на подлокотник.
– Коннер мне тут ужастики рассказывает, – тихо ответил он и улыбнулся.
– Погоди, я еще до следующего сезона не дошел, – сказал Коннер из динамика дрона. Он стоял перед окном, глядя в раздвинутые шторы на серое небо.
– Кофе есть? – спросила Верити.
– Вот. – Верджил махнул в сторону подноса на лиловой тумбе. – Свежие круассаны.
– Оставь мне один.
Верити закрыла дверь и пошла в ванную. Здесь обнаружились новые доказательства того, что вчера перед сном она приняла душ. Она почистила зубы, умылась, надела джинсы, свежую футболку, кроссовки и вернулась в другую комнату.
– Ты спал? – спросила она Верджила, наливая себе кофе из кувшина на подносе.
– Часа два. Коннер меня уболтал. А ты?
– Проснулась, потом снова заснула.
– Две тысячи сто тридцать шестой? – спросил он.
– Что насчет него? – Верити отпила черного кофе.
– Ты думаешь, это правда тогда, там?
Она добавила молока и сахара.
– Возможно. – Глянула на него. – Это значит, я псих?
Села на край тумбы, рядом с подносом.
– Я тоже псих, – сказал Верджил, – но я тут полночи слушал Коннера. По его словам, то, где ты была, прежде было будущим того, где он. У них по-прежнему общее прошлое, но они разделились несколько лет назад. И у них общее прошлое с нами, до чего-то перед выборами две тысячи шестнадцатого, только он не знает, что это.
Верити глянула на только что разорванный круассан, который мазала джемом.
– Я это понять-то не могу, не то что принять.
– Чувак все усек, – сказал Коннер. – Походу редко кто так врубается с первого раза.
– Такое впечатление, что всем заправляет Лоубир, – сказала Верити. – Так в чем состоит ее настоящая работа?
Она заметила, что Верджил сразу навострил уши.
– Формально она коп, – ответил Коннер, – но клептархам нужна для стабильности. У них там до хера мудаков, каждый рвется отхватить себе кусок пожирнее и все обрушить. А другая сторона медали – застой, если те же клептархи захотят остаться навсегда. Думаю, она и за этим приглядывает.
– Клептархи?
– Итог того пути, по которому мы счастливо не пошли, если верить Коннеру, – сказал Верджил.
– А вот ни фига, – возразил Коннер. – Вы еще чешете в ту сторону, да и мы тоже. И у нас чувачки из будущего уже четыре года гоношатся, чтобы этого не было. Блин, у нас даже этих их навороченных телефонов еще нету.
У Верджила зазвонил телефон.
– Да, – сказал он. – У нее французский завтрак.
Он протянул телефон Верити.
– Как ты? – спросил Стетс. – Поспала?
– Да, спасибо. А ты?
– Да, но утро выдалось суматошное. Нас нашли филиалы Юнис.
– Они ее пережили?
– Еще как.
– Какие они?
– Совсем на нее не похожи.
– Она говорила мне, что они все делают у нее за спиной. Например, когда вызвали Джо-Эдди из Германии. Для нее это стало неожиданностью.
– Они сохраняют эту традицию и с нами. В данном случае неожиданно сообщили, что мы очень скоро даем большой прием. Но мне пора бежать. Созвонимся. Береги себя.
– И ты, – ответила Верити.
Стетс отключился. Она отдала телефону Верджилу.
– Розарий, десять, – сказал Коннер. – Лады.
– Что-что? – спросила Верити.
– Основная работа, – ответил Коннер. – Президент через полчаса отвечает на вопросы прессы, просил глянуть, нормально ли перевел ихние выражения из будущего на язык простецких парней. Отчаливаю.
– Ни пуха, – сказал Верджил.
Верити промолчала, чтобы не говорить с набитым ртом.
– Там еще кто-нибудь есть? – спросил Верджил дрона.
Молчание.
– Для Стетса деньги, – сказал Верджил, – побочный продукт удовлетворения собственного любопытства. Он до сих пор удивляется, сколько людей занимается тем же самым исключительно ради бабок. Кейтлин такая же. Что может быть привлекательнее для парочки таких любопытных, чем эта дикая хрень?