Тлен прежде работала в домашнем штате Льва, занималась его техникой, там они с Недертоном и познакомились.
– Видела его после развода?
– Ни разу с тех пор, как ушла к Лоубир.
Проходя мимо магазинчика, где купил Томасу молоко, Недертон увидел через стекло ладную фигуру робота-продавца. Майкл что-то там. Наверняка по имени актера двадцатого века, на которого он похож, только Недертон по-прежнему не мог вспомнить фамилию.
– Так чем мы занимаемся? – спросил он Тлен.
– В каком смысле?
– В смысле для спасения, или, может быть, мне следовало сказать, захвата, среза Верити.
– Это не обязательно взаимоисключающие категории. Тетушки по-прежнему высоко оценивают вероятность скорого ядерного конфликта. Верити согласилась с нами сотрудничать, так что мы надеемся получить доступ к сети Юнис.
Недертон свернул на Хэнуэй-стрит.
– Я на месте, – сказал он, приметив узкий, украшенный сталактитами фасад. – Передать Льву привет?
– Да, пожалуйста, – к его удивлению, ответила Тлен. – Далеко не худший работодатель в моей жизни.
– Хорошо, передам.
Ее эмблема погасла.
Когда Недертон спускался по каменной винтовой лестнице, запульсировала эмблема с тилацинами.
– Только что добрался, – сказал Недертон.
– Тебя ко мне отведут, – ответил Лев. Эмблема стала тусклой, но не исчезла.
Недертон как раз дошел до конца лестницы.
– Вы Уилф? – спросила веснушчатая рыжая девушка, закутанная в прозрачный плащ до пола. Плащ был усыпан блестками, и в них отражались подвижные источники света, которых Недертон вокруг не видел.
– Да, – сказал он.
– За мной, пожалуйста.
Недертон отметил, что завтракающие поздно вечером сильно отличаются от завтракающих в середине дня. Выглядели они пьяными, но, видимо, по большей части от перебора децибелов. Плащ девушки напомнил ему японский фильм «Мотра»
[40], который Лоубир любила смотреть у себя в машине. Недертон думал, что фильм немой, однако Тлен уверяла, что просто Лоубир предпочитает смотреть его без звука. Подошла девушка в таком же плаще и тоже рыжая. Недертон заподозрил, что и веснушки у нее точно такие же, на тех же самых местах. Третья, совершенно неотличимая, подтвердила его догадку, что они – боты. Беспрерывно мерцая плащами, они провели Недертона мимо завтракающих в более темные, подсвеченные красным глубины. Когда наконец добрались до Льва, идентичных с виду рыжих девушек было уже полдюжины.
Недертон надеялся, что Лев попросит заменить обломанные сталагмиты стульями. У него не было ни малейших догадок, зачем нужны шесть боток. На Льва такое очень не походило.
– Привет. – Лев, не вставая с обломанного сталагмита, слишком низкого для его длинных ног, мрачно протянул руку.
Они обменялись кратким рукопожатием.
– Садись. – Лев указал на ближайший обломок.
Недертон сел, заранее представив, как будет неудобно, и оказался прав.
Ботки окружили их, сложили вытянутые руки ладонь к ладони, плавно отрегулировали расстояние и подняли соединенные руки к низкому грубому потолку. Блестки закружились, переходя с плаща на плащ, так что получился купол переливающегося света.
– Что это? – спросил Недертон.
– Приватность, – ответил Лев. – Необычного, однако необходимого уровня.
– И ее обеспечивают боты? – Недертон взглянул на мерцающие плащи.
– У них полностью отсутствует дистанционная связь. Как у роботов в старых фильмах. Функциональность ограниченная, и вся она обеспечивается встроенным ИИ. Плащи, соединенные таким образом, дают что-то вроде клетки Фарадея, но блокируют и еще многие виды сигналов. Впрочем, время работы на полный спектр невелико, так что буду краток.
– Давай.
– Два часа назад, – сказал Лев, – мой отец узнал от своего дяди, более высокопоставленного клептарха, что роль твоей Лоубир пересматривается.
– Она теперь «моя» Лоубир? Ты же нас и познакомил.
– И с тех пор ты на нее работаешь. Потому я тебя и предупреждаю, что это может быть небезопасно.
– Не подумал ли твой отец… – Недертон воспользовался любимым приемом Лоубир, – что заговор с целью воспрепятствовать ее деятельности едва ли не самое небезопасное начинание из всех мыслимых?
– Безусловно, подумал. Она, как внутреннее антитело клептархов, знает, что против нее будут строить заговоры. Впрочем, отец говорит, в кругах его дяди ее всегда рассматривали как крайне необходимое зло. – Лев глянул на вихрь блесток, подался вперед и понизил голос. – Это связано с ее вмешательством в срезы.
Ручной страх Недертона совершил головокружительный кувырок поверх разумной части сознания, вызвав в памяти химеру на Темзе, которую они наблюдали с Лоубир.
– Правда?
– Она изменяет срезы, создавая миры, в которых клептархи имеют меньше власти, – сказал Лев, подтвердив смутную догадку Недертона.
– Это искусство, Лев. – Недертон пустил в ход другой прием Лоубир. – Поэзия. То, что происходит в срезе, не выходит за его пределы.
– Мой отец воспринимает это очень серьезно, Уилф.
Недертон глянул на абсолютно бессвязных рыжих девиц. Дальше от загадочной винтажной периферали Флинн могла быть только статуя. Средство обеспечить ту самую обещанную приватность, ничего больше.
– Где ты их взял?
– Мне велел воспользоваться ими отец. Он был в их окружении, когда выслушал новость, и когда передавал ее мне – тоже.
– Можешь ли ты сообщить мне больше подробностей про эту предполагаемую угрозу?
– Только то, что роль Лоубир кардинально пересматривается.
– Пересматривается?
– Следует ли ее сохранить.
Недертон обдумал услышанное.
– Спасибо. Я полагаю, ты разрешаешь мне передать это ей? Да я и не смогу от нее скрыть.
– Конечно. Для того я тебе и сообщил. Но абсолютно никому больше. Жене, например.
– И это все, что ты знаешь?
– Да, – сказал Лев.
– Прости, что говорю, но вид у тебя очень расстроенный, – заметил Недертон. – Из-за этого?
– Да нет, – ответил Лев. – Я должен был тебе сказать. Не в последнюю очередь потому, что тебе самому может грозить опасность как ее сотруднику. В остальном я не особо при деле. Чейни-уок определенно плохо на меня действует.
– Извини.