По волнам жизни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Стратонов cтр.№ 155

На суде выяснилось, что обвинения в общем основания имели, хотя они и мотивировались материальной нуждой Карузина. Но сами студенты, делавшие подарки Карузину, не оправдали большевицких ожиданий: они заявили, что дарили по собственному побуждению, делясь с нуждающимся профессором избытками продовольствия, привозимого ими или получаемого из провинции от родных. Жаловались только инструктированные студенты — коммунисты.

Сенсация — добровольное появление на суде, в качестве свидетеля защиты, народного комиссара здравоохранения Н. А. Семашки. Наркомздрав, вспоминая время своего студенчества, наговорил немало лестного в пользу Карузина.

Картина для обвиняемого сложилась настолько благоприятно, что суд мог приговорить его только к общественному порицанию.

Вслед за вынесением приговора на Моховой улице разыгралась небывалая сцена:

Над многосотенной толпой молодежи высится кресло. На нем — седая, согбенная фигура. Студенчество вынесло прямо из суда П. И. Карузина на кресле и, при сплошных овациях, отнесла на его квартиру, в одном из университетских домов.

Мы, более ответственные профессора, в частном порядке дали знать Карузину, что было бы необходимо совершенно прекратить прием от студентов приношений.

К сожалению, через несколько месяцев ко мне снова поступили сведения, что Карузин принимает опять подарки от студентов.

Отношение к большевикам

Нельзя было ожидать от всех мужества и сопротивления. Часть нашей профессуры сдала, — одни полностью перешли в большевицкий лагерь, другие более или менее заискивали перед ними, третьи оказывали лишь слабую сопротивляемость.

Вообще более податливыми оказалась молодежь. Из нашего факультета, среди молодых, одним из первых записался в коммунистическую партию биолог Месяцев. Он сделал у власти карьеру. Очень стлались перед властью химик А. П. Терентьев, геолог О. К. Ланге, астроном С. А. Казаков, физики В. И. Романов, В. А. Корчагин…

Но и в среде преподавателей были мужественные люди, и пример многим показала женщина, ассистентка по геологии Анна Болеславовна Миссуна. Когда производилась очередная анкета, которой имелось в виду заглянуть в политическую душу университетской профессуры и преподавателей, большинство сговорилось указать в ответе — лояльность своего отношения. Когда я просматривал поступившие в деканат анкеты перед их передачей правлению, мне особенно бросились в глаза два ответа. Один — проф. С. А. Казакова, который очень уж расписывал свое сочувственное отношение к советской власти. Другой — А. Б. Миссуна — он заключал только фразу: «Когда же кончится это издевательство над нами?»

Не знаю, в какой мере она, бедная, потом поплатилась ^[238].

Из престарелых и профессоров среднего возраста часть держала себя с полным достоинством. Сюда относились, кроме упомянутых в отдельных заметках, Н. Д. Зелинский, А. Н. Северцов, А. А. Борзов, В. В. Геммерлинг и др.

Из склонных кланяться большевикам вспоминаю К. П. Яковлева, А. Н. Реформатского, А. А. Михайлова и др.

Весьма популярный в ту пору в академической среде Сергей Алексеевич Чаплыгин, возглавлявший Высшие женские курсы до их слияния с университетом, по специальности профессор механики, сначала, как видный кадет, подвергался преследованиям, и ему даже приходилось скрываться от ареста. Затем он ушел в тень, стараясь не быть заметным ^[239]. Но, должно быть, многолетняя привычка к общественной деятельности взяла свое: он вновь появился на виду, в частности — в КУБУ. После выезда из России мы получили сведения, что С. А. Чаплыгин стал совсем законопослушным.

Заменивший Чаплыгина на высших женских курсах, в деле фактического заведования ими, проф. Сергей Семенович Наметкин определенно проявлял «непротивление злу». Почему он это делал, вопрос был спорный: одни объясняли его слабую политику боязнью за судьбу курсов, другие — его личною боязливостью. Но факт тот, что в острую минуту университет, благодаря Наметкину, не встретил товарищеской солидарности от курсов; об этом — еще дальше речь.

Престарелый ассистент по химии князь Волконский, старик 70 лет, добродушный, всеми уважаемый, тихий, — был когда-то богатым человеком, имел поместья в Крыму. Теперь он был так забит судьбой и советской властью, что говорил мне:

— Я проклинаю свое «княжество». Оно отравляет мне существование, не дает жить.

Теперь — о нескольких особенно приятных власти профессорах.

П. П. Лазарев

Первое в этом отношении место принадлежало тогда академику и члену нашего факультета проф. физики Петру Петровичу Лазареву.

П. П. был, конечно, очень серьезным физиком и вместе с тем врачом. Он был учеником знаменитого московского физика П. Н. Лебедева и он, вместе с выехавшим потом за границу А. А. Эйхенвальдом, представляли собою два центра, около которых группировались довольно многочисленные московские физики. Звание академика Лазарев совмещал с должностью директора Физического института на Миусской площади.

О П. П. Лазареве уже немало упоминалось, в частности — в главах об Астрофизической обсерватории и о санатории.

Крайне честолюбивый и властолюбивый, П. П. Лазарев не довольствовался перечисленными выше своими должностями и званиями, а стремился расширить свои роль и значение и в сфере физиков, и в сфере врачей. Это ему удавалось, потому что совпадало и со стремлениями советской власти, которая тогда имела на своей стороне слишком мало ученых специалистов. А Лазарев скоро стал одним из любимцев власти.

Шутники говорили, что П. П. Лазарев занимает 60 должностей, о которых он помнит, и еще 200 таких, о которых он не вспоминает до времени, пока ему не приносят по ним содержания. Но и помимо этой гиперболы число занимаемых им должностей было громадно, и доходы его, которые Лазарев постоянно старался увеличить, были велики по тому времени.

Например, он был руководителем сильно взмыленного предприятия, на котором многие сытно подкормились, — исследования Курской магнитной аномалии. Это предприятие в течение нескольких лет давало П. П. Лазареву разные источники материального благополучия. Позже, когда исследования были закончены, Лазарев ездил в Америку продавать, как утверждали, в пользу советской власти концессию на предположенную здесь руду.

Кстати, по поводу этой аномалии. Еще раньше, до Великой войны, исследования аномалии производились под руководством директора Московской метеорологической обсерватории Эрнеста Егоровича Лейста, длинного старого немца, пришедшего сюда из Главной физической обсерватории. Материалов было собрано немало. Но Лейст заболел, поехал лечиться на родину, в Германию, забрав, однако, почему-то с собой все материалы по Курской аномалии. Излечиться не удалось, Лейст в скором времени помер.