Салют из тринадцати орудий - читать онлайн книгу. Автор: Патрик О'Брайан cтр.№ 42

После обеда они снова вернулись на квартердек. Айсберг теперь стал гораздо ближе. Солнце ушло к западу, лучи отражались от множества ледяных граней, проявляя не только идеальный зелёный цвет, но и широкую прозрачную полосу светящегося аквамарина, которую Стивен помнил ещё по несчастному «Леопарду». Выглядел айсберг прекрасно, и наблюдать его теперь стало гораздо удобнее, однако требовалось держаться на расстоянии — эта огромная масса нестабильна. Когда корабль и айсберг находились в подошве одной волны и лёд всего в миле на траверзе фрегата, наблюдающие увидели, как одна из вершин, размером с собор со шпилем, скользит, наклоняется, падает, огромные куски срываются со склонов, чтобы соединиться с другими обломками поблизости, взметая мощные фонтаны воды.

Удобное положение для подзорной трубы Стивен нашёл только на шкафуте. А поскольку он стоял не на священном квартердеке, все его пациенты решили, что на этой нейтральной территории имеют право с ним поговорить, и Стивен нисколько не удивился, когда низкий голос с западным акцентом произнёс у самого уха: 

— А, вот вы где, сэр. Он как раз на раковине, смотрите, мы зовём его «квакером».

Стивен взглянул — там, на ветру, старательно балансировал маленький и неприметный потрёпанный альбатрос Diomedea fuliginosa. 

— Назвали «квакером», потому как одет он скромно.

— Вполне хорошее имя, Гримбл, — сказал Стивен. — А как вы зовёте вон того? — Он кивнул в сторону в сторону огромного буревестника.

— Некоторые зовут костолом, некоторые — приятель альбатроса, а чаще называют гусем матушки Кэри. Гусь, сэр, не цыплёнок. Цыплят можно десяток в карман засунуть. — Собеседник помолчал и заговорил потише. — Осмелюсь спросить, сэр, как там наш Артур?

Артура Гримбла, одного из больных с сифилитической гуммой, Стивен и Макмиллан оперировали, чтобы облегчить давление на мозг.

— Ближайшие несколько дней покажут, — ответил Стивен. — Сейчас он не страдает от боли и может поправиться. Но пусть его друзья не слишком надеются — это было последнее средство. И если он нас покинет, то без мучений.

— Нет, — говорил капитан Обри штурману в нескольких шагах от них. — Боюсь, это невозможно.

Он жадно смотрел на куски льда, эту чистую свежую воду, плавающую неподалёку, местами в полумиле от острова.

— Не в этих волнах, сэр, — ответил Уоррен. — Но если ненадолго лечь в дрейф, волнение, пожалуй, будет умеренным. Прибой возле острова после обеда стал меньше на добрую треть.

Джек кивнул. Он смотрел на бегущие волны — высокие гребни больше не срывались, вода не летела в лицо.

— Мистер Беннет, — сказал он, — поднимитесь с подзорной трубой на топ мачты и скажите, что увидите. Не торопитесь, и доложите мне внизу. Доктор, не желаете присоединиться ко мне на кофе?

Они допивали уже по второй чашке, когда в дверь постучал Беннет.

— Прошу прощения за растрёпанный вид, сэр, — сказал он. — Я закрепил свою шляпу куском марлиня, но её сразу же сорвало — белый марлинь, кстати. Сначала я осмотрелся за кормой, и внимательно, но ничего не увидел до одного румба по правому крамболу — там гора льда, почти такого же размера, как эта, примерно в четырёх лигах от нас. Я подумал, дальше есть какие-то маленькие островки — судя по белой воде, но не мог быть ни в чём уверен, пока не обернулся почти на четверть к югу. Там, от траверза до раковины, их четыре, примерно на одном расстоянии, в трёх лигах.

— Спасибо, Беннет, — поблагодарил Джек. — Выпейте чашку кофе, чтобы согреться.

Когда он ушел, Джек посетовал:

— Увы, но так не пойдет. Надеялся еще на несколько дней прекрасного хода. Но так не пойдет. Хотя мы все еще слишком далеко к весту, придется убираться отсюда. Зачем я только заговорил о штиле — ветер устойчиво слабеет с тех пор, как я произнес эти слова.

— Возможно, твой противящийся разум уже воспринял приметы штиля, но отказывался их признавать. Как часто я уверял себя «Ха, уже полгода не простывал», только чтобы проснуться на следующий день с насморком и неспособным связно говорить.

— Клянусь, Стивен, ты — неиссякаемый источник радости и воодушевления. Истинный Иовов душитель, если такой вообще был ^[22]. Поскольку кофейник ты осушил, я поднимусь на палубу и сменю курс. По крайней мере, можно будет убрать риф-другой.

Через несколько минут Стивен услышал дудки и топот ног, крики «Укладывай, укладывай». Фрегат накренился, ветер дул с одного румба по раковине, неся корабль на норд-ост.

Немногие подвижные объекты в каюте накренились вправо. Стивен, вцепившись в подлокотники кресла, проворчал: «Он может говорить что угодно, но я убежден: корабль движется быстрее, чем когда-либо, вода прямо-таки ревет вдоль бортов».

На следующий день крен все же стал меньше, несмотря на славный набор парусов — даже установили брам-стеньги в надежде поднять еще больше. Крен уменьшался постепенно, на один пояс обшивки за другим. Ко тому дню, когда похоронили молодого Гримбла, крен едва ли был заметен вообще.

И все равно, ради своих находок с Тристана, Стивен продолжал спать внизу. В первый четверг после встречи со льдом он зашел в кают-компанию позавтракать.

— Доброе утро, джентльмены, — поздоровался он, занимая свое место. — Мистер Эллиот, не передадите ли мне кофейник? — Бросив взгляд на стол, он добавил: — Вижу, мы снова собираемся предстать во всем великолепии.

Его взгляд зацепился (и не мог не зацепиться) за бизань-мачту. На «Диане», как и почти на любом фрегате, она установлена на нижней палубе, по центру кают-компании. Стол соорудили вокруг нее. Но на «Диане» (уникальный случай на памяти Стивена) какая-то любящая французская рука обшила мачту бронзой от сверкающей поверхности стола до бимсов, а потом украсила бронзу первоклассным сусальным золотом. Обычно все это великолепие укрывали специальным чехлом, чтобы защитить от стюарда — очень глупого, упрямого и совершенно глухого старика, полировавшего все металлическое проволочной щеткой. Сияла она только по воскресеньям или на особенно важных пирах.

— Да, — ответил казначей. — Позавчера зарезали последнюю свинью и пригласили капитана на обед.

Стивен собирался было напомнить, что утром капитан провел похоронную службу. Но потом, поразмыслив о флотском отношении к смерти (в бою смертельно раненых обычно сбрасывали за борт), не стал. Вместо этого он заметил, что ход корабля стал чарующе плавным:

— Почти нет этих диких рывков, которые сопровождали нас много-много дней. И, если не ошибаюсь, почти никакого крена. Чашку можно поставить без особого беспокойства.

— Не больше пары поясов обшивки, — согласился Филдинг. — Но, доктор, мы же вышли из сороковых, знаете ли.

Кают-компания оказалась, конечно же, права. Слишком часто Джек Обри присутствовал на подобных церемониях, чтобы его глубоко тронули похороны едва знакомого матроса. Но слова погребальной службы его все же как всегда растрогали: «Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи — утра, более, нежели стражи — утра» ^[23], как и искреннее внимание, с которым команда им следовала, и скорбь друзей покойного. «Возлюбленный брат наш покидает нас, и мы предаем тело его пучине морской», — декламировал он низким мрачным голосом, а товарищи Артура Гримбла плавно спустили его за борт, зашитого в гамак и с четырьмя пушечными ядрами в ногах.