Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 74

Каждый день мы получаем сообщения о всё возрастающем недовольстве в большинстве французских провинций и о возможности всеобщего восстания против нового правительства. Я льщу себя надеждой, что эта ситуация может быть благоприятной для дела Короля, особенно при том, что королевским агентам во Франции были даны инструкции объяснять и трактовать отдельные части Манифеста таким образом, чтобы устранить любые сделанные в его адрес возражения .

По имевшимся у британского посланника сведениям, Сент- Джеймский двор получал информацию о назревавшем восстании и из независимых источников . Планировалось, что мятеж начнётся, как только король окажется на территории Франции, но этому препятствовало нежелание австрийцев видеть его в рядах армии принца Конде. В бумагах Уикхэма сохранились даже проекты сделать Лион столицей Франции (чтобы тот предложил остальным частям королевства к нему присоединиться), в начале июня 1795 г. они были одобрены Георгом III, однако Уикхэму посоветовали согласовывать свои действия с принцем Конде . В конце июня 1795 г. Уикхэм писал:

Я считаю, что обязан поощрять усилия объединённых сил извне, поддерживая связь с роялистами изнутри, и предоставить в будущем этим последним возможность выйти на сцену, когда представится подходящая возможность, особенно обращая внимание на то, чтобы они не начали действовать, пока не будут поддержаны извне .

Таким образом, австрийцы оказывались хозяевами положения. Армия Конде им подчинялась, они могли перебрасывать её с места на место по собственному желанию, а отказывая Людовику XVIII в праве к ней прибыть, de facto блокировали тот вариант реставрации монархии, который казался наиболее перспективным и новому королю Франции, и английскому правительству. Это, безусловно, лишний раз заставляло усомниться в искренности Франца II, но ничего с этим сделать Людовик XVIII не мог.

15 ноября принц Конде неожиданно получил письмо от фон Вюрмзера с требованием (принца особенно задело, что это не было ни предложением, ни просьбой), как только он окажется на французской территории, издать приложенную к письму декларацию, не меняя ни единого слова. В ней, в частности, принц должен был заявить, что король абсолютно уверен, будто империя не стремится ни к завоеванию Франции, ни к территориальным приобретениям за её счёт. Конде с возмущением отказался от такой декларации и запросил полномочий у Людовика XVIII. Мнения Совета разделились , и он не успел ещё прийти к единому решению, как Конде сообщил, что планы австрийцев переменились и вопрос отпал сам собой вместе с шансами французов форсировать Рейн и вступить на территорию Франции . Приближалась зима и с надеждами встретить её на родине королю пришлось распрощаться.

Стремление Людовика XVIII прибыть к армии Конде имело и ещё одно объяснение: пока король оставался в Вероне, принц считал себя ответственным за работу роялистских агентов в восточных департаментах. Координация действий между его армией и силами сопротивления республике внутри страны была, безусловно, необходима, однако Конде вмешивался и в иные вопросы, а с принцем крови поневоле приходилось считаться. Весьма характерно в этом плане послание Уикхэма лорду Гренвилю от 25 мая 1795 г. , в котором он сообщал, что во Франш-Конте появился маркиз де Монсьель (Мопсіеl) с письмом, содержавшим определённые предложения, адресованные состоятельным людям провинции. Целью этих предложений было формирование союза для восстановления монархии, католической религии и возвращения конфискованных земель. Однако из армии принца Конде стали поступать требования изгнать Монсьеля из Франш-Конте, поскольку никаких переговоров с таким человеком якобы вести невозможно. Рассказавший всё это Уикхэму французский дворянин не сомневался, что речь идёт о позиции даже не самого принца, а скорее его окружения.

Английскому послу пришлось разбираться в этой истории, и он выяснил, что Антуан-Мари-Рене, маркиз де Терье де Монсьель (1757-1831) был человеком весьма заметным. Он происходил из старого дворянства Франш-Конте, избирался в 1790 г. председателем администрации департамента Юра, затем стал в 1792 г. преемником

Ж.М. Ролана на посту министра внутренних дел. Несмотря на то что современники знали об особом доверии к де Монсьелю со стороны Людовика XVI , и одно время даже ходили слухи о назначении его наставником дофина , и он сам, и круг его друзей воспринимались как революционеры и конституционалисты. Поговаривали, что именно планы де Монсьеля и его соратников Бертрана де Мольвиля, Малуэ, Малле дю Пана и Клермон-Тоннера сформировать вооружённые части для защиты короля, которые не ассоциировались бы ни с иностранцами, ни с эмигрантами, спровоцировали и 20 июля, и 10 августа 1792 г.

Уикхэму, несмотря на его отличные отношения с монаршьенами, пришлось занять довольно жёсткую позицию: при личной встрече он прямо спросил, готовы ли де Монсьель и его друзья в должной форме выразить свою покорность принцам. В ответ бывший министр внутренних дел дипломатично заявил, что прежде чем предпринимать такие шаги, он должен быть уверен, что они не будут «с презрением отвергнуты». Дальнейший разговор, по сути, превратился в обсуждение сделки: Уикхэм убеждал де Монсьеля, что принцы не будут давать никаких частных гарантий, поскольку уже заявили публично о готовности всех простить; его собеседник просил посодействовать в освобождении генерала Лафайета, Уикхэм, в свой черёд, не отказывал, но увязывал это содействие с подчинением принцам. Любопытно при этом, что 1814 г. Монсьель встретил в свите графа д’Артуа.

Другой эмигрант, готовивший восстание во Франш-Конте, некто Фавернэ (Favernay), также вызвал негодование принца Конде, потребовавшего от Уикхэма не иметь с ним дела, поскольку тот якшался с конституционалистами и даже с самим Малле дю Паном. «Аналогичным образом, - вздыхал Уикхэм, - у меня забрали практически всех, кого я использовал для работы по Франш-Контэ» . В том же письме посол жаловался, что принц Конде наотрез отказался обратиться с письмом поддержки к монархистам в Лионе и департаменте Юра, которого настойчиво добивались англичане, поскольку по статусу те должны обратиться к нему первыми. Лионцы же в итоге стали страшиться возвращения эмигрантов не менее, чем возвращения якобинцев .

На западе основную ставку Людовик-Станислас делал на вандейцев и шуанов. В 1793 г. монтаньяры не раз говорили о том, что из Вандеи распространяется «микроб гражданской войны» ; теперь это должно было стать реальностью.

1 февраля 1795 г., будучи ещё графом Прованским, он направил Шаретту послание, в котором говорил о «своём восхищении, своей признательности, горячем желании присоединиться к нему, разделить его невзгоды и славу» и призывал к согласованным действиям «между тем, чьи подвиги сделали его вторым основателем монархии, и тем, кто по рождению своему призван править» . Определённую двусмысленность ситуации придавало то, что именно в это время Шаретт вёл переговоры о заключении мира с Республикой, о чём Месье, разумеется, не знал. Тем не менее, даже заключив мирный договор в Ля Жоней, Шаретт ответил принцу с не меньшей теплотой:

Послание, которым почтили меня Ваше Королевское Высочество, привело в восторг мою душу. Как, я испытаю счастье увидеть вас, сражаться под вашим командованием за прекраснейшую из целей!