Танец страсти - читать онлайн книгу. Автор: Полина Поплавская cтр.№ 48

Приняв решение, он облегченно вздохнул. Теперь даже груз вины за загубленное строительство “Васы” тяготил его не так сильно. Он продолжил рисовать фигуры с боков и по корме, по старческой рассеянности не заметив, что взял для этого старый, еще однопалубный, эскиз корабля.

“В августе 1628 года «Васа» затонул во время своего первого плавания, — читала Малин. — Он отошел от Королевского замка в три часа пополудни, направляясь на восток, к Стокгольмскому архипелагу. Был дан выстрел «шведским зарядом» — салют из двух орудий. Порыв южного ветра заставил корабль наклониться, но поначалу это не вызывало никаких опасений. Однако, когда «Васа» зашел за остров Бекхольмен, ветер усилился, и несколько сильных порывов заставили судно опасно накрениться в сторону порта. Вода начала заливаться через отверстия для орудий на нижнюю палубу. Попытки команды выровнять крен не увенчались успехом, и в течение короткого времени «Васа» затонул на глубину 30 метров.

Затем ветер стих, и сквозь слой успокоившейся воды можно было увидеть лежащий на дне корабль. По проведенным расчетам, «Васа» затонул от порыва ветра скоростью не многим более четырех метров в секунду. На галеоне в момент катастрофы находилось около 200 человек команды, примерно 50 из них утонули.

Несчастье было воспринято как плохое предзнаменование для нации”.

Малин захлопнула том энциклопедии. Пыль, полетевшая в лицо, заставила ее чихнуть и проснуться.

“Неужели проспала?” — подумала она, но, посмотрев на будильник, успокоилась: было еще только полшестого, целая вечность, чтобы спокойно собраться и доехать до театра. Конечно, она не выспалась, но достаточно будет короткой разминки в репетиционном классе, и она вполне проснется.

Какая все-таки немыслимая рань, как темно на улице за окном!.. Хочется закрыть глаза и… В этот момент запищал будильник. В полумраке комнаты его настырный голосок звучал призывно, тревожно, напоминая девушке о чем-то совсем недавнем. Ну да, конечно, сон… И в нем опять этот старик! Но теперь во сне появилась и руническая надпись.

Малин попыталась рассуждать трезво, хотя для этого и требовались невероятные усилия — все-таки еще не было и шести утра. То, что касается надписи, приснилось ей уже после разговора с Юханом, но ведь о тайнике под вторым шпангоутом от кормы он ей ничего не говорил. Перед глазами Малин ясно предстал сделанный Буреусом эскиз — маленький прямоугольник под толстым бревном внутри трюма. Надо бы проверить, совпадает ли это место с тем, которое вычислил Симон.

Приготавливая завтрак, она никак не могла решить, как выяснить это побыстрее. Конечно, с хранителем музея мог бы связаться Юхан, но Симон, похоже, уже жалеет, что поделился своим открытием с незнакомым историком, а если Юхан проявит к нему повышенный интерес, то Симон Кольссен вовсе замкнется и перестанет им доверять. И потом, Юхан слишком уж серьезно воспринимает ее сны, подумала она, вспомнив обращенный на нее восхищенный взгляд соседа. Нет, сейчас ей нужен более трезво мыслящий советчик.

Уже набирая номер Йена, Малин все-таки честно призналась себе, что выбрала его еще и потому, что очень хотела с ним увидеться. С тех пор, как он привез девушку из японского ресторана к крыльцу ее дома, прошло меньше двух дней, но ей казалось, что прошла целая вечность. От того, что происходит с нею, ей некуда бежать, кроме как к этому человеку. Рассудительный и опытный, но непосредственный, как ребенок, Йен был для нее единственной дверью в иное измерение, в ту жизнь, где не нужно поминутно озираться по сторонам, чтобы узнать себе цену. Она еще плохо ориентировалась в его мире, но, кажется, поняла главное — там можно не бояться быть собой, что бы при этом с тобой ни происходило.

— Йен?

— К сожалению, сейчас я не могу подойти к телефону, но буду рад услышать то, что вы сочтете нужным мне сообщить.

Ну конечно же, он еще спит. Что ему сказать? Ну и фраза: “буду рад услышать то, что вы сочтете нужным мне сообщить”. После такого язык не поворачивается говорить нормально и по-человечески.

— Это Малин. Я хотела попросить тебя об одном одолжении, это касается “Васы”. Я буду дома после четырех и позвоню еще раз.

Каждый раз, когда приходилось говорить с чужим автоответчиком, Малин волновалась, как школьница на экзамене. Наверно, потому что она не слышала, как воспринимают ее слова. Это как танцевать в зале, где не видно лиц зрителей. А вот когда пишешь письма, такого чувства не возникает, но ведь тоже неизвестно, при каких обстоятельствах твое послание получат и прочтут. Впрочем, письма она пишет довольно редко.

Малин разозлилась на себя. Она знала, что ее голос всегда выдает ее, если она волнуется. Теперь Йен подумает, что случилось что-то серьезное или, еще хуже, что она его боится. Расстроенная, девушка продолжала собираться. Надела длинное пальто, выключила свет — белая входная дверь слабо фосфоресцировала в сумерках прихожей. “Ищи в чистой жертве причину”… Что все-таки это значит?

— Я не понимаю, как это возможно — танцевать омелу? — в десятый раз спрашивал Олаф. Он не отказывался от работы — после того первого показа всей труппе, когда Малин без перерыва протанцевала полтора часа, вероятно, это показалось бы ему предательством. И теперь бедному парню не оставалось ничего, кроме как изводить ее вопросами, ответов на которые он совершенно искренне не понимал.

— Ты — самое слабое и зависимое существо, какое только можно себе представить, — говорила Малин. — Ты постоянно дрожишь — ведь тебя в любой момент могут погубить. Но ты свободен от клятвы, а потому — опасен. Ты — единственный, кто может изменить мир, и твоя сила — в твоем ничтожестве…

Повернувшись, чтобы показать Олафу очередное движение, внезапно она увидела стоявшего в дверях репетиционного зала Бьорна, который смотрел на нее внимательно, но и немного насмешливо. Наверное, он слушал их разговор уже давно. Да и смешно было рассчитывать на то, что в маленькой труппе театра что-то можно удержать в тайне, подумала Малин, пытаясь понять, кто и когда проболтался Бьорну. Хотя — какая разница? Ответ из Северного музея все не приходил, а спектакль уже почти бесполезно репетировать — все хорошо знали свои роли, проблема была только с Олафом и его новой партией. Но, похоже, сегодняшняя репетиция может стать последней — едва ли Бьорн допустит конкуренцию в стенах театра.

Но Бьорн повел себя совершенно неожиданным образом.

— Ты, Олаф, можешь доконать кого угодно, — сказал он, входя в зал. — Каких еще объяснений ты ждешь? Смотри на Малин и повторяй за ней — с твоей пластикой большего и не нужно. Начинайте вместе! — Он хлопнул в ладоши, как делал обычно, требуя внимания.

Малин молча вышла на середину зала и начала танцевать, в зеркале наблюдая за тем, как повторяет ее движения Олаф. И, странно, теперь у него получалось именно то, чего она так безуспешно добивалась!

Закончив вариацию, она остановилась, заставила себя улыбнуться Бьорну и подошла, чтобы поблагодарить его, хотя и не представляла, что услышит в ответ: насмешки, предложение помощи?.. Или он снова скажет, что она, Малин — его “муза”? Только не последнее, подумала девушка, пусть она плохой постановщик, которого никто не понимает, но отдавать свои замыслы другому человеку, чтобы потом увидеть, как их искажают и коверкают — нет, этого больше не будет! Тогда она просто уйдет.