– Какой альбом?
Он улыбнулся.
– Ну, знаешь… Куда вклеивают вырезки из газет и все такое.
Я не отводила от него глаз и по его румянцу догадалась, что это не просто альбом. Он сложил руки под головой и смотрел в небо. Открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл. Посмотрел на меня.
– Там все твои соревнования, кроме, может быть, первого, но потом уже точно все, в которых ты участвовала. Все твои результаты, и сколько раз ты победила.
Ничего себе, подумала я. Оказывается, кто-то ищет мое имя в газетах. И этот кто-то – Маттиа.
Он лежал, повернувшись ко мне лицом. Смотрел на меня так, будто хочет запомнить все, что видит. Я ему нравлюсь, подумала я. Но он не сказал этого, не поцеловал меня, даже не улыбнулся. Я закрыла глаза. Пока они закрыты, можно отсюда не уходить.
Так мы и лежали. Пока он не встал.
– Пойду в душ. Скоро увидимся. Зайдешь к нам часов в восемь?
Он сказал это как-то слишком легко.
Но я кивнула. Часов в восемь. Приду.
22 195
Уже двадцать километров. На тренировках я часто пробегала такую дистанцию. Пока я не чувствую слишком большой усталости, хоть и бегу быстрее обычного. Время от времени – легкое покалывание в икрах. Не ускоряться и не замедляться.
Лучше пока обойдусь без воспоминаний. Приятно бежать просто так. Как будто меня больше нет.
Но я есть. Я провожу языком по губам. Соленые. Провожу рукой от горла до округлости груди и возвращаюсь наверх к тыльной части шеи. Ни одного сухого места, все залито потом. Подношу руку к губам и дотрагиваюсь до нее языком. Соль.
Потеть. Отдавать себя целиком. Выворачивать себя наизнанку. Открываются все поры и дышат вместе с тобой. Дают тебе новую энергию. Может быть, с научной точки зрения это полная чушь, но я все равно безумно люблю потеть. Когда занимаюсь спортом. Ну, или от поцелуев.
Ведь от поцелуев тоже можно вспотеть.
А если взять и убежать? Туда, где безопасно, домой, в мою комнату, где никто не будет меня доставать. Вдруг получится остаться в безопасности?
Я замешкалась на одну лишнюю секунду. Дверь открылась, и вот передо мной уже стоит мама Рози. Близко. За эти годы я иногда видела ее издали, мельком: на улице, в магазине, в окне. Она сильно похудела, и в ее черных волосах появилось много седых. Но смеется она все так же. Вдруг я поняла, что она плачет. Мне захотелось отвести взгляд, но как? Она-то продолжает смотреть на меня. Она наклонилась ко мне для поцелуя, как раньше. Когда я приходила поиграть к Рози, я всегда сначала целовала ее маму. А потом мы с ее мамой обнимались.
Она достала платок и высморкалась.
– Я так рада тебя видеть, Нор, – сказала она. – Так рада.
Она провела меня на кухню и усадила на стул. Начала греметь посудой и спросила, не хочу ли я выпить какао с кусочком пирога. Я видела, что у нее уже готов кофе, и сказала, что кофе тоже подойдет. Но ей совсем не сложно сделать какао, ответила она, а я ответила, что все-таки лучше кофе. Тут она рассмеялась, на этот раз без слез, и сказала, что я повзрослела. Правда, Маттиа? Маттиа кивнул и засмеялся так же радостно. Или это была не радость, а облегчение?
– Рози дома? – спросила я.
– Сейчас спустится, – ответила ее мама. – Я уже крикнула ей, что ты пришла, но она принимает ванну, а это надолго.
Я заметила, что у нее через лоб пролегает складка, которой раньше не было.
– У меня тоже так, – соврала я.
Ее мама кивнула и опять улыбнулась. Но складка на лбу осталась. Она поставила передо мной тарелку и спросила, какого я хочу пирога.
Я только что поела и точно знала, что в меня больше ничего не влезет. Но все равно показала на пирог с фруктами.
– Как ты, милая? – Она положила мне кусок побольше.
– Все хорошо, – ответила я.
– Я слышала, ты отлично бегаешь.
– Да, так говорят.
– Значит, так и есть. А как в школе, тоже все в порядке?
– Все отлично, – ответила я.
– И дома тоже?
– Да.
Мои родители одобрили эту идею – сходить в клуб с Маттиа и Рози. Дали мне с собой денег больше, чем обычно, и разрешили вернуться домой в двенадцать.
Рози спустилась из своей комнаты. Волосы у нее были обернуты полотенцем, на ней были брюки в обтяжку, а свитер как минимум на пять размеров больше, чем надо. По-прежнему самая красивая на свете.
– Привет, Нор, – радостно сказала она.
Я хотела улыбнуться, но не получалось.
– Привет, Рози, – сказала я в ответ.
– Тебе тоже положить пирога? – спросила ее мама.
– Ну да. И потом добавки, если можно. Я голодная как волк.
– Рози может есть сколько захочет и не поправляется ни на грамм, – обратилась ко мне ее мама. – А у меня каждый кусочек мучного потом неделю со мной не расстается. Тебе тоже можно не беспокоиться о фигуре. Конечно, ты столько занимаешься спортом.
– Про это все говорят, – сказала Рози с набитым ртом. – Кстати, хорошо выглядишь, Нор.
Она села на край стола.
– Мне надо вам кое-что рассказать. И, если уж Нор здесь, пусть тоже узнает, – сказала она, дожевав. – Люди, я выхожу замуж. Копите деньги на подарок.
Повисла пауза лет на десять.
– Рози, что ты такое говоришь? – прервала молчание мама.
– Я же сказала. Выхожу замуж. Я определилась и уверена, что это верный выбор. Это Арнаут.
– Арнаут! Ему же почти тридцать, – сказала ее мама.
– Ну и что? Это моя жизнь. Я же выхожу за него, а не ты.
– Никуда ты пока не выходишь, – сказала ее мама. – Совсем, что ли, с ума сошла?
– У Арнаута есть работа. Он вполне может обо мне позаботиться.
– Сначала ты сама должна научиться о себе заботиться.
– Можешь сколько угодно меня отговаривать, замуж я выйду все равно. Скоро у нас помолвка. А потом будет свадьба. Ясно? А сейчас мне надо досушить волосы. Пока.
Она спрыгнула со стола и быстро поднялась наверх.
Все молчали. Я смотрела на свой кусок пирога и думала, как было бы хорошо оказаться где-нибудь в другом месте.
– Не знаю, что делать, – вздохнула мама Рози.
– Может, она серьезно, – сказал Маттиа.
– Конечно, она серьезно. Но сколько пройдет времени на этот раз, прежде чем она передумает? И представь только, Маттиа, если вдруг она серьезно настроена насчет этого молодого человека. Боже, да у них больше тринадцати лет разницы, это же огромная разница в возрасте! О господи, боже мой. Ваш отец рассвирепеет.