Она взглянула на часы. Сколько у нее есть времени? Двадцать – двадцать пять минут, прежде чем сестры заявятся сюда и потребуют объяснений, почему она покинула больницу.
– Ни за что! – проорала Роза и уже собиралась изо всех сил швырнуть телефон об стенку, превратив его тем самым в порошок.
Она сделала глубокий вдох и задумалась над тем, что написать. Затем открыла раздел «Сообщения» и набрала текст:
«Дорогая мама, я сейчас нахожусь в поезде, еду в Мальмё, поэтому мобильная связь очень плохая, приходится общаться с помощью смс. Не беспокойся обо мне, у меня все нормально. Я сегодня выписалась из больницы, так как один близкий друг предложил мне пожить у него, в замечательном доме в Блекинге. Мне это пойдет на пользу. Свяжусь с тобой, как только вернусь домой. Роза».
«Блямс!» – звякнул телефон, эсэмэска была отправлена. Роза отложила мобильник и, прекрасно зная, что мать ее больше не побеспокоит, выдвинула ящик, взяла из него бумагу и ручку и положила перед собой. Затем отправилась в ванную, открыла туалетный шкафчик и изучила его содержимое. Антидепрессанты, панадол, полпузырька снотворного, аспирин, парацетамол, ножницы, которыми она не только подреза́ла себе волосы, но и калечила предплечья, одноразовые пилки, старый станок «Жиллетт», оставшиеся от матери свечи от запора, лакричный сироп «Пекторал» от кашля, который хранился тут уже почти двадцать лет. Если воспользоваться этим арсеналом с умом и правильно рассчитать дозировку, можно запросто приготовить смертельный коктейль и воспользоваться им в любой момент. Роза высыпала из пластмассовой корзинки ватные палочки и тампоны в мусорное ведро, перебрала домашнюю аптечку, отправив совсем безобидные таблетки и микстуры вслед за гигиеническими средствами, и наполнила корзинку оставшимися медикаментами.
Затем она пять минут постояла у раковины; мысли ее крутились вокруг смерти и прихотей судьбы. Все очевидное и понятное сузилось до микроскопической точки и перевернулось с ног на голову. Все утратило смысл.
Наконец Роза взяла бритвенный станок отца, который стащила после его смерти и которым собиралась побрить себе лобок в знак крайнего презрения к отцу, но так до сих пор и не воспользовалась. Она разобрала его и на мгновение остановила взгляд на грязном лезвии, в котором застряло несколько волосков отцовской щетины в остатках мыльного раствора. От отвращения Роза едва не потеряла сознание. Неужели частицы проклятого папаши окажутся в ее смертельных ранах? А ее кровь, получается, омоет лезвие бритвы этого урода?
Розу чуть не стошнило. И все же она заставила себя отмыть бритву, держа ее над раковиной. Кровоточащие порезы и отпечатки посудной щетки образовали сетку на кончиках ее пальцев.
– Пришло время, – глотая слезы, устало констатировала Роза, когда лезвие заблестело, как новенькое. Осталось только нацарапать пару предложений на бумаге, чтобы сестры не сомневались в том, что она сделала это по собственной воле, и сообщить, что завещает им свое имущество.
«И как только я смогу решиться на такое?» – думала Роза.
Прежде слезы облегчали восприятие выпавшей на ее долю горькой судьбы, однако теперь, когда все вдруг сместилось, они лишь усугубляли ощущение бессилия, сожаления, стыда, представляли собой материальное воплощение ее пресыщенности жизнью, мрачным лейтмотивом проходящее сквозь все ее существование.
Она бережно положила лезвие на обеденный стол рядом с бумагой, ручкой и корзинкой с медикаментами, открыла дверцу тумбочки под телевизором и открутила крышки от всех бутылок с алкоголем.
Ваза, стоявшая на полке, никогда не использовалась по той простой причине, что Розе никогда не дарили цветы, и все же и ей настал черед доказать свою функциональность, когда Роза вылила туда остатки из всех бутылок и принялась перемешивать содержимое до образования непонятного, но резко пахнущего коктейля коричневого цвета.
Пока она наливала себе в стакан эту жидкость и пила ее, переводя взгляд с пластмассовой корзинки на компьютерный монитор и обратно, мысли, как ни странно, становились все более ясными и четкими.
Роза с улыбкой оглядела бедлам, творящийся в гостиной, и решила, что сейчас она избавит своих сестренок от обязанности принимать решение, что выбрасывать, а что нет.
Она взяла верхний лист бумаги и написала:
«Дорогие сестры,
Проклятие довлеет надо мной бесконечно, так что не сомневайтесь в моей смерти. Теперь я пребываю там, где покой ничто не нарушает, там, куда мои мысли стремились уже давно. И это прекрасно. Берите от жизни лучшее и, несмотря ни на что, старайтесь вспоминать обо мне хоть с каплей любви и благосклонности. Я любила и уважала всех вас, как люблю и уважаю сейчас, в этот переломный момент. Простите мне некоторую высокопарность, но, в конце концов, не каждый день мне предоставляется возможность говорить вам подобные вещи. Я прошу прощения у вас за все то зло, которое причинила вам, и смиренно передаю в ваше распоряжение все свое имущество. Живите в мире.
Она поставила дату, пару раз перечитала письмо и положила его перед собой. «Как же, однако, пафосно и в то же время убого сформулировано!» Затем смяла бумагу и бросила на пол.
Роза поднесла вазу к губам и глотнула еще немного жидкости, которая, кажется, способствовала пробуждению здравомыслия.
– По-другому все равно не получится, – вздохнула она и, подняв смятую бумагу, расправила записку и разгладила ее ладонью.
Затем взяла второй чистый лист и написала на этот раз заглавными буквами:
«Стенлёсе, четверг, 26.5.2016
Настоящим документом свидетельствую передачу своего тела на донорские органы и научные изыскания. С уважением, Роза Кнудсен».
Она встряхнула руки, приписала свой регистрационный номер, поставила подпись и положила записку на самое видное место. После чего взяла мобильный телефон и набрала номер службы спасения. Слушая гудки, рассматривала вены на левом запястье и прикидывала, на каком уровне будет эффективнее всего их перерезать. Пульс был интенсивным и прощупывался по всей длине руки, так что резать можно было где угодно. К тому моменту, когда дежурный снял трубку, Роза была настолько решительно настроена, насколько это было возможно. Она собиралась сказать все как есть: что через мгновение она умрет, так что бригада должна поторопиться, чтобы иметь возможность воспользоваться ее внутренними органами. В завершение Роза хотела напомнить, чтобы спасатели не забыли прихватить с собой охлаждающие пакеты. Затем она положит трубку и немедленно перережет вены на обоих запястьях, уверенно и глубоко. Ровно в тот момент, когда дежурный попросил ее повторить свое имя и адрес, что-то сильно стукнуло об стенку в соседней квартире, где проживала Ригмор Циммерманн. Роза задержала дыхание. Что это? Да еще и в такой момент…
– Простите, я ошиблась, – буркнула она в трубку и захлопнула телефон. Сердце бешено застучало, каждый удар отзывался в голове болевым импульсом. Уверенности и спокойствию был положен конец. Она была глубоко потрясена услышанным звуком, теперь за дело принималась следователь полиции Роза. Что творилось за стенкой, в квартире Ригмор Циммерманн? Неужели Роза до такой степени напилась, что мысли сыграли с ней злую шутку?