Адъютант императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Грегор Самаров cтр.№ 124

– Я приказала научить тебя христианской вере, – сказала Екатерина Алексеевна, – ты говорила мне, что твоя душа склонна к учению евангелия, и ты намеревалась возвратиться к своему отцу, возвратиться под господство веры, которая унижает женщину до положения рабыни, в то время как здесь тебя манит величайшее счастье любви?

– Могу ли я иначе? – сказала Зораида, скрещивая руки на груди и смотря глубоко печальным взором на Николая Сергеевича, – могу ли я иначе? Разве мой отец в течение всей моей жизни давал мне что-либо иное, кроме любви? Разве я не была бы недостойна солнечного света, если бы отвернулась от него к врагам его народа, к врагам нашей страны?

– А что я представляю для тебя, Зораида? – с горечью воскликнул Николай Сергеевич.

– Ты – счастье моей жизни, о котором я с болью и тоской буду помнить, пока будет длиться моя жизнь. Но священный завет Божий, которому ваш Пророк учит так же, как и мой, приказывает мне, прежде всего, повиноваться своему отцу и отплатить ему за ту любовь, которою он озарил мое детство.

Императрица любовно взглянула на молодую девушку, а затем спросила:

– А ты, Николай? Не изменишь ли ты ей, не забудешь ли ее среди дам моего двора, выбор которых открыт для твоего сердца?

– Забыть ее! – воскликнул Николай Сергеевич, – никогда, никогда! И если она отвергнет меня, то жизнь для меня не будет иметь уже никакой цены; я похороню себя в монастырском уединении или – еще лучше – отправлюсь туда, где наши войска стоят на поле брани, и буду молить Бога о том, чтобы Он послал мне смерть! Но невозможно, немыслимо, чтобы Зораида могла отвернуться от меня! – воскликнул он с робко умоляющим взором. – Это невозможно! Ведь она знает, что я должен буду умереть. У ее отца все, что может предоставить в жизни власть и господство, у меня же нет ничего, кроме моей любви.

Зораида потупила свой взор пред его умоляющим взглядом, ничего не ответила, но только печально покачала головой.

– Ты права, мое дитя, – сказала императрица, – и христианские заповеди велят любить родителей и повиноваться им. Твой отец, должно быть, – благородный человек, если он воспитал в тебе подобную любовь и подобное повиновение, но именно поэтому он не поставит препятствий твоему счастью… Послушай меня, – сказала она, притягивая к себе Зораиду, – твой отец знает, что ты принадлежишь мне по праву войны, что я могу распоряжаться над тобою, могла бы принудить тебя повиноваться моей воле. Но я пошлю ему посла; я прикажу моему генералу вести с ним переговоры и спросить его согласие на то, чтобы ты могла отдать моему Николаю свою руку. Слова императрицы не останутся без отклика у твоего отца и, разумеется, он предпочтет увидеть свою дочь возведенной в среду первых дам моей империи, хотя я могла бы унизить ее до положения моей служанки. Ты знаешь своего отца; его гордость и любовь к своему ребенку конечно должны побудить его исполнить просьбу, с которой обращается нему повелительница России.

– Я едва осмеливаюсь надеяться на это, великая государыня! – воскликнула Зораида. – Но все же мой отец нежен и добр ко мне; у него нет ненависти к христианам, я отлично знаю это. О, мой Бог, счастье было бы слишком велико, если бы моя всемилостивейшая повелительница сама захотела замолвить за меня.

– Надейся, мое дитя! – сказала Екатерина Алексеевна, нежно проводя рукою по блестящим волосам девушки, – надейся! Все, что я в состоянии сделать, чтобы осчастливить вас, будет исполнено. Я обязана также поспособствовать желанному счастью Николая, так как его отец был моим другом. Я приложу все свое могущество, чтобы осчастливить вас и примирить благочестивый образ мыслей Зораиды с ее счастьем.

С восторженным криком Николай прижал Зораиду к своей груди и стал покрывать поцелуями ее увлажненные слезами глаза; затем они оба опустились на колена пред императрицей и в несвязных выражениях стали благодарить ее.

Екатерина Алексеевна положила руки на их головы и сказала:

– Да благословит вас Господь, мои дети! Если бы я могла так привести вас к отцу Зораиды, я уверена, что он не отказал бы вам в своем благословении.

В эту минуту раздались громкие голоса из аллеи, которая вела к террасе пред покоями императрицы.

Екатерина Алексеевна подняла свой удивленный взгляд. Было неслыханным фактом, что тишина и уединение, которые она искала в своем саду, были нарушены. Очевидно, произошло нечто совсем из ряда вон выходящее. Дрожа и бледнея, государыня стала прислушиваться к громким голосам, тотчас же подумав об Орлове, который один, в своей дикой надменности, мог осмелиться насильно проникнуть к ней.

– Пусть государыня будет, где хочет, – послышались звуки громкого голоса, – но никто не воспрепятствует мне предстать пред нею; для известия, которое я приношу ей, не существует никаких преград.

Взор императрицы просветлел, она узнала голос Салтыкова.

– Мой отец! – вскакивая, воскликнул Николай и, держа руку Зораиды, последовал за быстро удалявшейся к дворцу императрицей.

Со ступенек широкой террасы, непосредственно примыкавшей к выходившим в сад покоям императрицы, сходил генерал Салтыков в полной парадной форме; он нес в руке бунчук с золотым полумесяцем и развевающимся конским хвостом и громким голосом возражал на боязливые представления, которые делали ему привратник императрицы и призванный им на помощь первый дежурный камергер, говорившие о запрещении входа в комнаты императрицы и в строго замкнутый сад.

У окон помещений, расположенных рядом с покоями императрицы, были видны камергеры и статс-дамы, не то с любопытством, не то с испугом следившие за необыкновенным происшествием.

Салтыков уже много лет был постоянно при армии или в гарнизонах, состоявших под его командованием, и его лицо стало почти незнакомым придворному обществу, тем больше были страх по поводу подобной смелости «чужого» человека и забота, как отнесется государыня к подобному легкомысленному невниманию к ее строго выраженной воле.

Правда, можно было бы силою преградить Салтыкову доступ в сад, но на нем был генеральский мундир, он назвал свое имя, и его чин, равно как и блеск его имени, прославлявшегося среди первых людей государства, заставили привратника испуганно отскочить, а камергера – принять почтительно-сдержанный тон. Он ограничился только оживленными представлениями и настоятельными увещаниями, однако генерал без всяких объяснений вовсе не обратил на них внимания. Камергер растерялся и окончательно пришел в величайший ужас, когда увидел императрицу, которая, в сопровождении Николая Сергеевича и Зораиды, появилась у выхода из боковой аллеи и вышла на открытую площадку пред дворцом, окруженную апельсинными деревьями. Он положил руку на локоть Салтыкова и еще раз самым решительным образом потребовал, чтобы он вернулся назад, если не хочет навлечь на себя величайший гнев императрицы.

Но и Салтыков увидел государыню. Он оттолкнул камергера, перескочил через последние ступени террасы и поспешил навстречу Екатерине Алексеевне. Он преклонил колена пред нею и громко воскликнул: