Адъютант императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Грегор Самаров cтр.№ 127

Она с полным величия достоинством откланялась и повела с собою Зораиду в свои покои, а Салтыков со своим сыном отправился в огромный приемный зал, в котором уже собрались в бесчисленном множестве придворные.

Все осыпали его поздравлениями и вопросами, но Салтыков с мрачной серьезностью давал лишь краткие, холодные ответы и его взор печально покоился на сыне.

Пока камеристки государыни приготовляли ей великолепные императорские одеяния, Екатерина Алексеевна поспешила через потайной ход к Потемкину; последний встретил ее, сияя от радости, так как и в уединенную комнату больного уже проникла весть о победе.

Государыня бросилась на его грудь и осыпала его страстными поцелуями.

– Самая страшная опасность отвращена, мой друг, – воскликнула она, – как мне благодарить тебя, что ты удержал меня и внушил мне мужество довериться своей звезде и отклонить руку, требовавшую меча моей империи за свою помощь! Теперь я – вновь императрица, в моей руке блестит победоносный меч России, и я чувствую в себе силу повергнуть в прах и все другое, что предстоит еще преодолеть.

Государыне хотелось поделиться избытком гордой радости, но она лишь ограничилась несколькими словами. Время торопило и она поспешила обратно, чтобы занять свое место на торжественном, благодарственном молебне пред алтарем Казанского собора, где уже собралось все духовенство, с митрополитом во главе.

– Она чувствует сама силу повергнуть все в прах пред собою, – сказал Потемкин, мрачно смотря ей вслед. – Она – императрица. А что такое я? Тяжела дорога к великой цели, но, тем не менее, я достигну ее, если только сперва будет сброшен со своей высоты тот, кто поднял против меня свою наглую руку, кого я смертельно ненавижу и кто, тем не менее, имеет власть над Екатериной, так как она боится его.

Потемкин сел на диван, подпер руками голову и, глубоко задумавшись, остался неподвижно сидеть в своей комнате.

Между тем, на улицах загрохотали пушки, зазвучали колокола, послышались ликующие клики народа, приветствовавшего императрицу, которая, с диадемою на голове, в золотой порфире с двуглавым орлом, наброшенной на плечи, окруженная всем своим двором, появилась в Казанском соборе, чтобы торжественно отпраздновать победу, одержанную по ее приказанию ее великим фельдмаршалом. Гордое слово, которое она написала и которое незадолго пред тем казалось безумною дерзостью, превратилось в действительность, и опьяненный радостью народ не сомневался более, что слово императрицы имеет власть осуществлять даже невозможное.

Князь Григорий Григорьевич Орлов также появился среди верховных сановников на торжественном молебне; он был в парадной форме фельдцейхмейстера; эфес его шпаги, эполеты, аграф на шляпе и орденская звезда сияли бриллиантами неоценимого достоинства; казалось, что не одним своим блестящим появлением, но и громким оживлением, с которым он высказывал всем встречным свою радость по поводу одержанной фельдмаршалом Румянцевым победы, он желал выказать, какое живое участие он принимает в этом счастливом для императрицы и для государства событии. Однако его лицо было бледно, мрачные тучки пробегали на лбу и его взоры беспокойно блуждали вокруг. Он искал в свите императрицы Потемкина, и отсутствие ненавистного ему фаворита обеспокоило его еще более чем то могли бы сделать величайшее знаки благоволения, оказанные императрицей своему генерал-адъютанту.

Этикет запрещал обращаться к императрице в соборе, где она занимала место в раззолоченном тронном кресле, против самого алтаря; таким образом, Орлову было невозможно из какого-либо слова и по взгляду Екатерины Алексеевны вывести заключение о ее мыслях.

В том же торжественном шествии, в котором Екатерина Алексеевна прибыла в собор, она возвратилась в Зимний дворец.

В большом тронном зале она отпустила двор и тотчас последовала в свои покои, где приняла Салтыкова, который должен был подробно рассказать ей историю выигранной битвы; он же один принимал участие в ее обеде. В то же самое время Николай Сергеевич и Зораида, бродя среди деревьев сада, в мучительном и вместе с тем нежном разговоре обменивались своими горестями и печалями и старались обоюдно утешить друг друга надеждами, которым они и сами в глубине души едва ли верили.

Наконец настал час, назначенный императрицей для торжественного приема поздравлений во дворце.

Екатерина Алексеевна приказала, чтобы в этот вечер Салтыков занял место ее адъютанта; она желала почтить его пред всем двором в награду за радостную весть о победе, в которой он лично принял немалое участие. Она собственноручно надела на него звезду и ленту ордена св. Андрея Первозванного и он вместе с сыном в приемной царских покоев ожидал появления государыни, которая удалилась после обеда, чтобы заняться вечерним туалетом.

Генерал был глубоко взволнован; в его разговоре с государыней послышались отголоски давно прошедших времен, пробудивших в его душе еще живые воспоминания юности и весны любви, а также и сознание, что настоящее, полное блеска и славы, сделало его орудием гибели счастья его собственного сына.

Грустно было на душе Салтыкова и сам он, казалось, не принимал никакого участия в той громкой, ликующей радости, с какою весь двор встретил его радостную весть и поджидал выхода государыни в блестящие парадные залы.

Николай был спокоен и весел; его мужественное решение возвратило ему прежнюю бодрость. Он казался старше, детская мягкость исчезла; черты его лица выражали могучую силу воли, и по его обращению было видно, что веселыми и доверчивыми словами он хотел ободрить отца, которого знал, в сущности, очень мало и который причинил ему тяжелое горе.

Появилась императрица.

С нею рядом была Зораида под густой вуалью. Екатерина Алексеевна приказала ей сопровождать себя, чтобы в блеске торжества бедное дитя забыло свое горе или, по крайней мере, не имело времени слишком предаваться ему в уединении.

Молча подала она руку Николаю.

Салтыков, прежде чем открыть императрице двери в большой зал, вполголоса сказал ей:

– Как живо вспоминается мне сегодня прошлое с его горем и счастьем! Предо мною снова воскресло то время, когда я следовал за великой княгиней в приемный зал, дрожа от страха пред каким-нибудь унижением или обидой и счастливый от одного взгляда моей высокой повелительницы, когда в нем выражалась благодарность за мое участие, замеченное ею!..

– Да, Сергей Семенович, – промолвила Екатерина Алексеевна, мечтательно глядя на него, – да, то было прекрасное, незабвенное время. Но никогда не пожелала бы я вернуть его, если бы то было в моей власти!.. Тогда великая княгиня должна была подчиняться недостойному гнету и скрывать свои чувства, между тем как сегодня императрица может гордо поднять голову и приближать к себе своих друзей пред целым миром; тогда мое сердце томилось жаждой власти, теперь я владею короной и власть в моих руках. Итак, Сергей Семенович, лучше, что ради минутного счастья я не пренебрегла блестящей целью, достигнутой столь тернистым путем.