— Продолжай.
— Шестнадцать ярдов тонкого бархата по пятнадцать шиллингов три пенса за ярд.
— Ммм. — Его щека прикоснулась к ее щеке. — Не останавливайся.
— Сто двенадцать ярдов…
— Сто двенадцать ярдов? Так много? — Он поцеловал ее в чувствительное место за ухом.
Леони затрепетала.
— Не останавливайся.
— Сто двенадцать ярдов черной принсетты по двенадцать шиллингов, ноль девять за ярд.
Она продолжала дальше зачитывать счет, а Лисберн принялся целовать ее и, подбадривая, бормотать в ухо:
— Еще цифр. Добавь еще цифр.
Он целовал ее шею сбоку и одновременно положил руки на грудь. Леони продолжала читать, хотя колени у нее слабели.
Триста пятьдесят шесть ярдов зеленого персиана, двадцать семь ярдов мода и еще, и еще, хотя она с трудом видела строчки. Всему виной были его руки. Его руки были везде.
— Леони, Леони, — бормотал он. — Когда ты говоришь цифрами, то сводишь меня с ума.
Его руки скользнули ниже, и ткань зашуршала, когда он задрал ей юбки. Чтобы продолжать читать дальше, пришлось скосить глаза. Надо было остановить его, но она не хотела. Это было слишком порочно, и ей захотелось узнать, как далеко все зайдет. Она была совсем не уверена, что сможет остановить Лисберна, даже если это потребуется сделать, потому что Леони таяла в его объятиях, потому что ее завораживал его голос. Теперь он задрал ей нижние юбки. Провел руками по бедрам, наткнулся на панталончики.
— Шелк, — сказал Лисберн. — Шелковые панталончики. А ты шалунья, Леони.
— Белая тафта на подкладку по три шиллинга девять пенсов.
Он поцеловал ей шею со спины. Леони услышала какой-то звук и сразу поняла, что это. Лисберн расстегнул пуговицы у нее на платье, потом сукно прошуршало по муслину.
Он вставил руку ей между ног, и Леони застонала.
— Продолжай считать, — приказал Лисберн.
— Атлас по девять шиллингов шесть пенсов за ярд. Генуэзский бархат по двадцать семь шиллингов шесть пенсов за ярд. О!
Просунув палец в разрез на панталончиках, Лисберн принялся ласкать ее. Леони задрожала. Волна жара окатила ее, словно она плыла в бассейне, а горячая вода кружилась вокруг нее в водовороте.
— Mon Dieu! — Тихий, непроизвольный стон вырвался, когда наслаждение достигло пика.
Саймон в этот момент вошел в нее, и Леони изо всех сил вцепилась в стол. Его щека прижималась к ее щеке.
— Шалунья, противная девчонка. — Голос у него охрип, теплое дыхание касалось ее шеи. — Я скучал по тебе. Пока лежал в постели, порочные мысли одолевали меня. Мне хотелось оказаться в твоей кровати, и чтобы ты обнимала меня. Я придумал много разных интересных вещей, которые мы смогли бы сделать. Так хотелось научить тебя новому и научиться от тебя. Выведать все секреты твоей кожи и твоего рта, и… — Он на чуть-чуть вышел из нее и снова двинул бедрами вперед. — И здесь. В тебе. Я хочу оставаться в тебе.
Леони тоже хотела этого, чтобы он оставался в ней, хотя это было опасно. Возможно, ей хотелось этого именно потому, что это было опасно. Она являлась тем, кем являлась, и цифры всего мира, аккуратно разделенные по столбцам и тщательно подсчитанные, не могли изменить этого. Леони была разумным человеком, однако вела происхождение от Нуаро и Делюси, а те в течение столетий являлись закоренелыми грешниками.
Он взял ее прямо тут, на ее столе, и она тоже взяла его бесстыдно, с радостью, почти со смехом, а жар и желание в ней разгорались и разгорались. Она смеялась даже когда стонала. Ей казались смешными их полузадушенные крики наслаждения. Она смеялась над их глупыми перешептываниями и над шалостями вообще.
Это была величайшая шалость и величайшая радость. Леони была счастлива и становилась все счастливее и счастливее. И дальше уже было некуда. И все вдруг стало совершенным в один восхитительный момент.
Она насладилась этим моментом, пока он длился, и отложила его в памяти, когда он закончился. И знала, что это останется с ней навсегда, даже после того, как он уйдет насовсем и забудет ее.
* * *
Позже
Что Лисберн собирался сделать…
…пока разум у него пребывал в рабочем состоянии…
…так это пофлиртовать — или соблазнить ее — и мало-помалу довести ее до постели или по крайней мере до кушетки наверху.
А что получилось в итоге? Наклонившись над своим столом, Леони сосредоточенно вглядывалась в счета и оглашала количества и цены своим отрывистым деловым голосом. Его ум словно провалился в темноту, наделив почетной обязанностью думать головку, которая ниже пояса.
А потом, позанимавшись любовью способом, который ассоциируется с куртизанками и с искушенными в этих делах деревенскими девицами — но, уж конечно, ни в коем случае не с молодой женщиной, которая стала ею совсем недавно! — она засмеялась.
Лисберн так и замер в позе кобеля, нависая над ее спиной. Он пытался восстановить дыхание и способность думать, а Леони, положив локти на стол и подперев щеки ладонями… смеялась!
На этот звук откликнулось его сердце и то, что осталось от его ума, и он тоже рассмеялся!
Леони оторвалась от стола и, повернувшись к нему, взяла его лицо в ладони, а потом поцеловала. Этот поцелуй пронзил его, как молния пронесся до ногтей на пальцах, до самых кончиков волос.
Затем она отстранилась и сказала:
— Пойдем наверх.
* * *
Еще позже
Саймон проснулся от того, что мягкие округлые ягодицы прижались к его паху. Шелковистое плечо, в которое он уткнулся лицом, чудесно пахло лавандой и Леони. Его рука обвивалась вокруг ее талии, ладонь лежала у нее на животе. На полностью обнаженном животе!
Он не помнил, как раздевался, но когда открыл глаза, в щель между занавесями кроватного полога увидел последствия сексуальной оргии. Одинокая свеча освещала скомканную одежду, висевшую на стульях, разбросанную по полу, свисавшую со столбцов кровати.
Тут он все вспомнил.
Молниеносное раздевание, а потом медленное, тягучее течение времени, когда они занимались любовью.
Лисберн улыбнулся.
Поцеловал ее в плечо, и Леони повернулась к нему, обхватила его руками за шею. Лисберн снова поцеловал ее, и сердце у него помчалось вскачь, непонятно почему. Он должен был сейчас испытывать полную удовлетворенность. Пресыщенность. Но вместо этого ощущал нечто непонятное. Это было…
Леони оторвалась от него.
— Что там? — встревожилась она. Отодвинулась, села на подушках. — Кто-то пришел.
Ему пришлось напрячь слух, окна были закрыты. Затем до него донеслось несколько ослабленных расстоянием быстрых ударов со стороны двора. Кто-то стучал в заднюю дверь магазина. Или в какую-то другую дверь, одну из тех, что соседствовали с задним двором дома № 56.