По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 99

Народ восхищенно загудел, когда два почтенных старца с поклоном надели на голову Джамухи ханскую шапку и опоясали его. Шапки же и пояса турхатов были сброшены, и тем, кто смотрел на них, казалось, что пояса эти по-змеиному хотят уползти от срама, а шапки напоминают могильные курганы.

* * *

Джамуха боялся одного: снова захотеть жить, снова посвататься к капризной красавице, чье имя – жизнь. А потому окаменел, как жемчуг в раковине, заткнул уши изнутри и проклял свое песенное сердце. Ему заменили коня, увели его турхатов и в сопровождение дали целый сюн воинов в полном боевом снаряжении. Однако любопытство точило камень раковины: он и нехотя замечал, что каждый воин в сопровождении имел при себе пористый камень для острения наконечников стрел, иголки, шило, нитки для шорных работ, глиняный сосуд для варки мяса и кожаную баклагу-бортохо под кумыс, молоко и воду. Каждый имел две небольшие седельные сумки-далинг для походного белья и сушеной еды про запас… И не желающее умирать сердце Джамухи полнилось восторгом и завистью: о, Тэмучин! На твоей стороне попутный ветер судьбы!

Ехали степью, ярилось солнце, жгло Джамуху: детское недовольство своим положением зависимости от непонятных взрослых овладело им. Что за торопыги? Поднялись в путь, а глотка воды не дали! Не все у тебя, андай, в порядке… Нет, не все…

Но не успел Джамуха разбередить свое недовольство, как впереди показался столбик дыма от костра. А старик, стоящий сусликом-тарбаганом у этого костерка, встречал верховых кипящим чаем и сваренным в небольшом котле-олгуе мясом.

Гомоня, сошли наземь. Разминая ноги и спины, неспешно окружили костер, осмотрели сурт с голубым узором по белой кошме, заговорили о диковинном.

– Еще много бедных народов живет в полуночной стороне, где рождается холод… Нет предела тому северному углу, никто его не знает! А у нас хорошо… – говорил пожилой воин со скрюченной кистью правой руки.

– Никто не знает предела потому, что кому ж охота туда соваться? – мудро отвечал хозяин сурта, чей вид и голос показались Джамухе знакомыми. – Кому охота подвязывать себе к ичигам отполированные кости и гоняться на них по льду за птицей и зверем? Упадешь и примерзнешь удом к этому льду – детей не будет!..

– Ну ты и болтун! – смеялись нукеры. – Тебе ли уж бояться, что детишек не будет?

– Как знать? – спокойно отвечал старик. – Есть чудовищные люди и страны. Есть Луковые горы ^[9], где берет исток Желтая река… Есть страна Ангаман, где люди жрут людей, а сами – и мужчины, и женщины – словно звери ходят голыми, ничем не прикрываются… То-то у тебя глазки-то загорелись! – ткнул старик пальцем в сторону молодого нукера, который перестал жевать мясо.

Молодой смущенно возразил:

– Ты не можешь этого знать!

– Люди говорят, – развел руками старик, высасывая костный мозг. – Купцы… Есть богатые страны и зверь саламандра, который не горит в огне, а живет в нем… Все наше будет! Храни, о вечно синее небо, Чингисхана!

«О Господь Бог!» – снова подумалось Джамухе. – За что мне выпала такая судьба! Почему я остался в стороне от большого пути, как осел, повредивший ногу на караванной тропе, остается среди безводных барханов и иссыхает аж до белых, губчатых костей! Ведь я от всей души верил, что выбрал единственно верный путеводный огонь впереди, и с радостным трепетом отозвался на призыв вождей других родов встать против Чингисхана! Не ты ли, всеединый, вложил в мою грешную голову мысль о том, что только Джамухе по силам сломить Чингисхана, который уже никому во всей степи не дает поднять глаза!.. Но я вижу его народ, устремленный к большой цели, и мне, знавшему этот народ, кажется, что его подменил заезжий китайский фокусник – это новый, молодой народ! Значит, ты пожертвовал мной, Господи, в назидание другим… Значит, ты выбрал Тэмучина и, как всегда, не ошибся, ибо никто и никогда не узнает твоих замыслов заранее, Господи…»

– Берут по тридцати жен и по сорока, если есть богатство. Держат их, как отару овечек. А коли кто увидит, что жена нехороша или заподозрит в ней неладное – изгоняет ее в дикое поле, не пускает в кошару, никто ему не судья! Женятся и на двоюродных сестрах, и на отцовых женах – за грех не почитают, живут по-скотски, бесстыдно, – услышал Джамуха и подумал: «Экое благочестие! Ну и ну!..» На его глазах вызревал, выковывался в войнах новый древний народ. А кочевая жизнь лишь усиливала дух этого народа – он не обоготворял имущества и удобства существования в оседлости, ибо сладкая жизнь делает человека маломощным и слабодушным.

* * *

Верблюжья степь еще никогда не цвела с такой яростной силой, с такой первозданностью. Земля вволю напиталась талою влагой больших снегов – каждая степная низина выглядела озерцом, серебристая чешуя водных копытец посверкивала аж до самого стыка земли и неба. Такого еще не было – так думал Джамуха, – а если и было, то лишь в незабвенном детстве, когда жизнь казалась нескончаемой, пестротканой лентой, уходящей в синее небо. Или походные дымы застилали глаза? или последние земные дни так чисто промывают усталые от вида крови глаза? И тогда они видят пирующих на водной глади птиц, табуны гладких коней, отары тонкорунных овец, одиноко двигающихся верблюдов… Они видят, что за всем этим стоит человек, установивший порядок всему сущему в пространствах Верблюжьей степи.

«Он уже знает обо мне, поверженном… Уже многие, ненавидящие меня, забыли о пище и сне, вынашивая яд отмщения… – грузно сидя в седле, думал Джамуха. – Уже спорят: рубить ли мне голову или поставить себе на службу то, что имеется в этой голове… И сердце Тэмучина твердит ему одно, а рассудок – другое… Бросится ли он мне навстречу, понюхает ли мой глупый лоб? Нет, – ознобило Джамуху. – Нет, не подойдет… Скорее всего, уедет подальше и вернется, когда участь моя будет решена… И мы уже не поговорим, как в прошлом, ночь и две ночи, три… Сколько же мы в пути? Третий день?» Он хотел было сосчитать, но уже с вершины холма, куда кони вынесли кавалькаду, завиднелись сурты, груженые арбы, всадники и девятихвостое бунчужное знамя главной ставки… Жаркая волна озноба окатила сильное тело Джамухи. До его слуха долетали обрывки разговоров спутников, которые, словно желая досадить, рассуждали о различных наказаниях, каким он будет подвергнут.

За спиной дудел невидимый говорун:

– …Суд творят вот так: кто скрадет немного – тому за это семь палочных ударов, или семнадцать, или двадцать семь, или тридцать семь, или сорок семь, и дальше – больше, до трехсот семи… Ты столько выдержишь?

Было отвечено звонко:

– Я не краду. Никто в нашем роду не крал…

– Ух-се! Я же и не говорю, что ты вор. Просто от тех ударов многие помирают и не дергаются, не сучат ногами. А кто украдет коня, или вола, или овцу – того мечом рассекают надвое!..

«О ком это они? О сарацинах?» – не может не думать Джамуха, и не хочет думать о пустом.

…Встретили его со всеми почестями, как хана.

Внутри сурта, куда его сопроводили, горел огонь в каменном очаге, пахло вкусным варевом, горели жирники, освещая пространство. Удивляло еще и то, что никого из крупных чинов Тэмучина он еще не видел, перед глазами суетились лишь те, кто командует челядью да рассыльными. Никто не хотел объяснить, где большие тойоны, ссылаясь на свою ничтожность и неведение.