По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 209

– Братия, не судите обо мне яко о впавшем в гнев напрасный, – молвил после некоторых раздумий отец Хрисанф. – Не питаю я злобы к этому хану и к наставнику его. Веру я нашу хочу оборонить от отступников. Урок хотел дать тем, кто готов Господа Нашего предать. А Христос, что истинно так, милостив. Он прощает раскаявшихся грешников…

– Ну и ладно, – заключил этот тяжкий разговор старый дьякон. – Не подобает нам усугублять раскол меж нами и нестойкими из нашей паствы. Мы ведь и сами в изгнании и притеснении находимся. А с Кехсэем я сам потолкую…

* * *

Поутру Кехсэй-Сабарах, как и обещал, явился в храм в полном боевом облачении, сопровождаемый десятком воинов из его личной охраны. Однако, поговорив со старым дьяконом, он встал на колени перед иконой с ликом Спаса и долго молился. Потом исповедался и причастился.

* * *

…Старый воитель чуял всем своим существом: близится Великая Смута! Такая, что весь срединный мир содрогнётся от неё.

Ведь только слепец не видит, как пали нравы людские. Гляньте: вот люди, жившие прежде тихо и незаметно – а сегодня они, похоже, стали бесом одержимы. Шумят, буянят, глаза у них горят недобрым огнём, всё время они выискивают какой-нибудь повод, чтобы с кем-либо свару затеять. И сколько таких стало – едва ли не большинство!

Война – что могучий смерч: вздымает всякий сор, все, лишённое прочных корней и сильных ветвей. Она обостряет все главные пороки – жадность, корыстолюбие и прочие уродства природы людской, что до поры до времени таятся в глубинах душ.

Глупцам, людишкам с малым умишком война представляется этаким огромным бездонным сосудом, где сокрыто их будущее благоденствие, из которого через край плещутся всяческие невиданные щедроты и богатства Она манит возможностью вволю, хоть и ненадолго, утолить жажду алчности и златолюбия, утолить необузданную похоть, насладиться безмерной и безудержной свободой. Этим людишкам и в голову не приходит, что они сами могут и немыслимые страдания принять, и с жизнью расстаться. Нет, всё затмевает неукротимая уверенность, что, немного помахав мечом, можно вмиг обогатиться, овладеть такой добычей, что вьючных лошадей не хватит для её перевозки к дому…

Вот почему у всех народов те, кто управляют войском, подзуживают воинов к насилию при помощи низких инстинктов.

– Воины! Ворветесь в город, он будет на три дня отдан в ваши руки! Три дня вы будете вольны делать там всё, что захочется! Убивать, грабить, собирать любые драгоценности, брать под себя любых приглянувшихся вам баб – всё! Эти три дня будут для каждого из вас днями единоличного властвования. Всю оставшуюся жизнь будете вспоминать эти незабываемые дни!

…Есть, правда, одно исключение – монголы. Они никогда и даже на малейший срок не дают своим воинам своевольничать. Не разрешают бесчинствовать нукерам, потерявшим рассудок от горячки боя и жаркой рубки. Даже и после битвы воин не может покинуть строй, оставить в нём пустоту – тяжкая провинность, караемая смертью. Твоё место в строю может опустеть только лишь если ты погибнешь или если тяжкая рана свалит тебя с ног.

Кехсэй-Сабарах никак не может понять, чем монголы поддерживают такой порядок, и почему их люди его охотно принимают. Это поразительно! Это тайна, которую он никак не может понять…

Да, несомненно: война – бедствие, ни с чем не сравнимое, она разрушает человека, коверкает и грязнит всё его естество. Она так воздействует на его душу, что в ней просыпаются, казалось бы, мельчайшие и даже незримые зёрна разных низостей и скотств. Всякая грязь и всяческая погань всплывают в его природе наружу. Вот военачальники иных народов и стараются поощрять в людях, идущих на войну, алчность и жадность, чтобы на место человечности встали беспощадность, жестокость и жажда разрушения – вот чего хотят добиться такие предводители.

Монголы же воспитывают своих воинов совсем в ином духе. У них не поощряют личного геройства, бесшабашных удальцов, которые готовы увлечь за собой в безрассудный натиск других. У них строже всего спрашивается за нарушение прочности и нерушимости строя в бою – как на облаве во время охоты. Не рвись вперёд, но и не отставай! Что бы ни произошло, твоё место в строю, цепи не должно опустеть, стать брешью. Потому-то столь крепок строй монгольского войска, и нет в нём разрывов: всегда одновременно идут несколько мэгэнов подряд – вперёд-назад и вправо-влево воедино, словно одной цепью связанные. И потому выглядит такой строй устрашающе. И не застанешь его врасплох: даже если сможешь окружить – не остановишь, их плотные ряды пробьют кольцо окружения и уйдут!

Худо на душе становится у Кехсэя, едва лишь он подумает о монголах, тяжко на сердце… Все у них не как у людей. Если всякая война опирается на человеческие слабости, пороки и алчность, то у них все это карается смертью. Но все почему-то с удовольствием служат, совершенно бескорыстно. И ради чего? Непонятно.

А ведь когда-то сам Чингисхан его на разговор к себе пригласил! И говорил с ним так уважительно, так обстоятельно, с такой искренностью, как никогда и никто с ним из его ханов не толковал… Они, его повелители, разговаривали с ним либо пренебрежительно, высокомерно, либо косясь на своих приближённых. Явственно было одно: они не допускали его в свой мир, считали чужаком, потому и подозревали всегда в чём-то. То не разговоры велись, а, скорей, допросы: «Почему это так?», «А это почему не так?» – и всё. А ты отвечаешь, как бы оправдываешься, будто и вправду виноват в чём-то, словно не победу добыл, а провалил дело.

Но что толку теперь пересчитывать старые обиды?

Однако лишь подумает старый Кехсэй об этом – тошно ему становится, и тяжесть изнутри распирает грудь… Да что ж теперь поделаешь? Повелителей не выбирают: власть – от Бога. Так что надо принимать всё как есть и оборонять правителя изо всех сил. Даже о себе забывая…

Тем более, что нынче у него остался лишь один повелитель – Кучулук-хан. Единственная власть над ним, и единственная, кого ему защищать. Нe зря же ради него он чуть было не поднял меч на настоятеля храма, на главного попа в этом краю… От Кучулука теперь, от него лишь одного зависит судьба целого народа. К несчастью, слишком он горяч, вспыльчив, раздражителен. Слишком часто поступает не так, как подобает главе Ила, а как вольный сирота без всяких обязательств перед людьми, не имеющий ни прошлого, ни будущего. Слишком часто в нем норов говорит, а не государственная мысль, нацеленная в грядущее.

А настоящий правитель должен принести всего себя в жертву своему народу. Всё перенести ради народа и суметь приноравливаться к обстоятельствам… А принимать решения в буйстве от радости или от гнева – дело гиблое. Оно может такие плоды дать, в такую пропасть завести, что будут обречены судьбы множества людей, которые пока ни сном, ни духом не ведают о грядущих бедствиях…

* * *

Когда разгар лета сбрасывает на землю опаляющую и всепроникающую жару, когда безводные равнины высыхают добела и поверхность их покрывается трещинами, основная часть обитателей низин перекочёвывает в сторону гор. Там ветерки всегда прохладны, там часто выпадают живительные дожди, и зелёные луга полны скота и людей.