По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 164

– С решением хана не спорят. Нельзя спорить. Если хан будет менять свои решения, то люди перестанут в него верить.

– Пусть так. Но слишком дорогой ценой заплатил отец и все найманы за это решение. Если б ты настаивал, я уверен, отец понял бы и послушал тебя. Тогда, возможно, не случилось бы столь страшной беды, – Кучулук, во власти вспыхнувшей досады, стукнул себя по колену.

– Задним числом мы все умны. Я сам не раз думал об этом и жалел. Хотя уверен в другом: до той поры при Тайан-Хане найманы не знали поражений, и он решил, что ему нет равных на всем свете. И никто, никакие доводы, никакая сила не заставили бы его изменить свое решение.

– Неужели мой отец Тайан-Хан был так самолюбив, что не стал бы слушать тебя, самого лучшего своего полководца, которому действительно не было равных? – теперь в голосе Кучулука послышались грозные нотки.

– Никогда не имей привычку судить о прошлом с высоты сегодняшнего дня! – поднял голову Кехсэй-Сабарах.

– Высотою сегодняшнего дня ты называешь черные дни, когда мы находимся в крайней нужде, вынуждены просить милостыню у чужих людей, пряча глаза от стыда?! – Кучулук смотрел в упор на своего старого советника.

– И, тем не менее, это так. Высота или ничтожность времени никогда не определяется ни богатством, ни счастьем. Ты на две головы стоишь выше своего отца.

– Каким это образом я, превратившийся в нищего, могу стоять над временами моего отца, прославившего найманов?! – Кучулук пожал плечами, широко раскинув руки. – Я, все войско которого состоит из трех нукеров, тогда как мой отец имел свыше двух сотен мэгэнов?! Все мое богатство вмещается в две сумы, а у отца были табуны, золото, у него было невиданное ханство!

– Ты еще имеешь выжившего из ума советника, нерасторопного, туповатого джасабыла…

– Да ты смеешься надо мной, старик?! – гневно воздел руки Кучулук. – Как смеешь ты потешаться над ханом?!

– Вот теперь я узнаю потомка Тайан-Хана. А ты еще хочешь, чтобы с таким нравом он стал слушать меня, своего подчиненного. Тайан-Хан не стал бы менять своего решения, потому что никто из нас тогда и представить не мог, что монголы, еще недавно маленькое, жалкое племя, могут в считанные годы сделаться сильными и опасными! Никто не мог представить в полной мере то, что сегодня понятно каждому: воинское величие вождя монголов Чингисхана! И это первое, что делает тебя выше твоего отца: наш опыт. А второе… Как ты думаешь, что – второе?

– Ну, говори уж, не тяни душу!

– То, что ты рано познал нужду, лишения.

– Ты полагаешь, это возвышает хана?!

– Ты знаешь, что такое – беда целого народа! А твой отец даже предположить тогда не мог. Тайан-Хан, подражая сарацинским султанам, считал себя «земным отражением Господа Бога», а потому до глубины души, истово верил, что Бог должен вызволить его из любой беды. Он и поплатился за грех гордыни, который не водился за нашими древними предками. Расплата легла и на твои плечи. Теперь дело в тебе: ты встанешь выше на три головы, если сделаешь выводы.

– Выводы я делаю! – с горечью воскликнул Кучулук. – Только, что толку?! Если за мной – никого! Хан – без ханства! Искра, одиноко метнувшаяся в небо из догоревшего костра! Вой сраженного марала, несущийся эхом по горному распадку!

– Не гневи Бога, спасшего тебя. Подумай: зачем Ему было угодно вывести тебя из огня?! И спасти меня, последнего из войска предков, послав с тобою?!

* * *

Кехсэй-Сабараха мучила бессонница. В голове по кругу неслись тревожные мысли о волнениях последних дней. Вспомнилось, как в детстве, разбуженный кем-то среди ночи, он всегда видел деда, сидящего у костра. Тогда ему казалось, что деду просто нравится смотреть на огонь!

Старый воин улыбнулся во тьме. Вздохнул. Сомкнул веки, силясь погрузиться в сон, но из кромешной тьмы выплыло широкое, бородатое, перекошенное гневом лицо Ынанча Билгэ Хана. Кехсэй-Сабараху даже почудилось, что на щеку ему попали брызги слюны грозного правителя.

Дед Кучулука богатырь Ынанча Билгэ Хан по внешнему виду был совсем иным, чем его бледнолицый, жидкобородый сын Тайан-Хан. Они были разными и по характеру, но при этом тот и другой обладали таким нравом, что людям рядом с ними даже дышать становилось трудно. Оба умели подавить волю человека.

Дед умер еще до рождения Кучулука. И отца он видел немного. Но кровь есть кровь: Кучулук с юных лет поразительно похож и на деда, и на отца.

Кехсэй-Сабарах после бесполезных попыток уснуть поднялся и вышел из сурта.

Небо было сплошь затянуто облаками. Больше прежнего придавливало душу. Кехсэй-Сабарах подставил ладонь, пытаясь определить, моросит ли? Но руку овеял странный сухой ветер, которого, казалось бы, не должно быть при таких тучах. И в этом тоже померещился знак: ни дождя, ни просвета. Ни в чем не было ясности!

Кровь кровью, но бедняга Кучулук, еще не созрев умом, попал в столь страшные передряги, встретил столько унижения, что вряд ли на его месте и отец, и дед выстояли бы духом. А парня беды только закалили.

Сейчас старый воин сожалел лишь о том, что он, водивший в бой тумэны, никогда не занимался воспитанием. Это был громадный, самый значительный просчет всех найманов. Монголы в этом преуспели. Кехсэй-Сабарах вспомнил разговор с великим стариком Аргасом, которому Тэмучин доверил обучение десятилетних подростков – отпрысков знатных родов. Когда Кехсэй-Сабарах увидел этих ребят во время состязаний на лучшего мергена – самого меткого стрелка, – то испытал восхищение и оторопь. Казалось, будто под юными лицами, словно под масками, скрыты взрослые мужи. Сильные, умелые, хваткие, расторопные и вместе с тем – степенные, когда надо, спокойные. Счастливые люди, пришедшие править на века!

Старик Аргас старался вникнуть в любые вопросы, говорил с ними на равных, направлял их мысли и стремления в нужное русло, умел развить лучшее в них. Был добр и вместе с тем строг, заботлив и суров.

«Вот бы, – не раз сожалел Кехсэй-Сабарах, – Кучулук попал в такие руки, какой бы из него получился правитель»!

Обучение будущего полководца ли, правителя ли – дело тонкое! Это высокое мастерство не каждому дано. И боевой навык – не всегда здесь пригоден. Нужно что-то в душе иметь, любить воспитанника, и при этом уметь верно оценить любой поступок его. И себе не давать покоя, с себя уметь спрашивать. Так что, неизвестно, кого он, Кехсэй-Сабарах, сейчас больше воспитывал: Кучулука или себя? Постоянно, почти каждый миг он видел себя со стороны, как бы глазами монгола Аргаса: он уж и сам иногда начинал казаться себе Аргасом.

Аргас умел добиваться отличных итогов – ученики на него не обижались, когда он был строг, не ленились и не теряли выправки, когда становился мягок. Но Аргас владел словом, зная, кроме воинского искусства, бесконечное множество преданий и книг. А что бедный Кучулук может получить от него, косноязычного вояки? Ведь, по большому счету, он ничего не знает, и память его мало что сохранила, кроме походов, битв и сражений. Вся жизнь – поход и сражение. А мирное бытие – это парение в пространстве, где нет видимых троп, перевалов или ущелий. Как научить птенца орлиному полету?