Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 36

Весь этот механизм имел некоторое сходство с биржей. В наличествующем в данный момент обществе образуются переменчивые мнения о ценностях. Но на бирже речь идет о ценности коммерческих компаний, какова она по мнению инвесторов, при дворе же — о сравнительной ценности принадлежавших ко двору людей. На бирже любое, даже малейшее колебание курса может быть выражено цифрами — при дворе ценность человека находила себе выражение, прежде всего, в оттенках светского общения людей друг с другом. Энциклопедия говорила, что нюансам при украшении домов в соответствии с рангом владельца можно было выучиться, только вращаясь в «хорошем обществе». Однако даже это нюансирование, как и разделение на сословия, все еще очень грубо по сравнению с тонкостью тех акцентов поведения, какие необходимы, чтобы выражать в каждом случае живую, актуальную иерархию в пределах самого двора.

Из таких взаимосвязей мы учимся понимать тот специфический тип рациональности, который формируется в кругу придворного общества. Как и всякий тип рациональности, этот тип также образуется в связи с совершенно определенными обстоятельствами, побуждающими к самоконтролю своих аффектов. Организация общества, в рамках которой имеет место относительно высокая степень преобразования внешнего принуждения в самопринуждение ^[90], является постоянным условием для порождения таких форм поведения, на различные признаки которых мы пытаемся указать, используя понятие «рациональность». Взаимодополнительные понятия «рациональность» и «иррациональность» опираются в таком случае на относительную часть краткосрочных аффектов и долгосрочных мысленных моделей, наблюдаемых в реальности взаимосвязей в поведении индивида. Чем больше удельный вес последних в неустойчивом равновесии между сиюминутными аффективными и долгосрочными, обращенными к самой реальности директивами поведения, тем «рациональнее» поведение — при том условии, что контроль аффектов не заходит слишком далеко, ибо само их давление и удовлетворение составляют интегральный момент человеческой реальности.

Но тип обращенных к реальности мысленных моделей, участвующих в формировании человеческого поведения, бывает различен в зависимости от структуры общественной реальности. Соответственно этому и «рациональность» придворных отличается от рациональности буржуазной эпохи. При более подробном исследовании можно было бы показать, что первая в эволюционном плане составляет одну из подготовительных ступеней и условий развития последней. Им обоим свойствен перевес долгосрочных реалистических соображений над минутными аффектами в изменчивом балансе сил, определяющих поведение личности в определенных социальных сферах и ситуациях. Но в «рациональности», свойственной буржуазному типу поведения личности, первостепенную роль играет расчет прибыли и убытка денег либо власти, а в «рациональности» придворно-аристократического типа — расчет прибыли и убытка престижа и статуса как возможностей обретения власти. Как мы видели, приобретение этих возможностей достигалось порой в придворных кругах ценой финансовых потерь. То, что представлялось «рациональным» и «реалистичным» в придворном смысле, было соответственно «иррационально» и «нереалистично» в смысле буржуазном. Общим у этих типов поведения было управление поведением с точки зрения возможностей власти в зависимости от того, как их в каждом случае понимали, а значит, соответственно той или иной общественной фигурации, которую составляли люди.

Здесь достаточно, по-видимому, выявить саму проблему. Это показывает, сколь неадекватно и в этом случае примитивное, абсолютное противопоставление двух полюсов, не оставляющее места для ясного определения многообразных ситуаций развития, возможных между фиктивными абсолютами «рационального» и «иррационального». Очевидно, чтобы верно оценить факты, нужны значительно более тонкие и дифференцированные понятия, которыми мы не располагаем.

Свой специфический характер придворная «рациональность», если только мы можем назвать ее так, получила особым образом. Это произошло не вследствие старания приобрести знание и контроль над отношениями в природе без учета человеческого фактора, как в случае научной рациональности. Точно так же причиной не было и расчетливое планирование стратегии собственного поведения в конкурентной борьбе за возможности экономические и потестарные, как в случае с буржуазной рациональностью. Придворная рациональность формировалась, как мы видели, в первую очередь благодаря расчетливому планированию собственной стратегии в перспективе приобретения или убытка возможностей обретения статуса и престижа — под давлением непрерывной конкуренции за возможности власти этого рода.

Конкуренцию за получение большего статуса и престижа можно наблюдать во многих фигурациях; возможно, она встречается во всех обществах. То, что мы наблюдаем здесь, в придворном обществе, имеет в этом смысле парадигматический характер. Это привлекает наше внимание к общности, которая втягивает составляющих ее людей в особенно интенсивную и специфическую конкурентную борьбу за возможности власти статусного и престижного типа.

Встречаясь с подобными феноменами, часто довольствуются их индивидуально-психологическим объяснением, указывая, скажем, на особенно сильное «стремление к собственной значимости» у конкретных людей. Но объяснения такого типа недостаточны в данном случае по самой их природе. В их основании лежит предположение, что именно в этом обществе случайным образом встретилось довольно много индивидов, которые были от природы наделены исключительно сильным стремлением к собственной значимости или какими-нибудь другими индивидуальными свойствами, проявившимися в специфическом характере придворной конкуренции за статус и престиж. Это представляет собою одну из множества попыток объяснить нечто необъясненное через нечто необъяснимое.

На более твердую почву мы вступаем, если исходим не из множества отдельных индивидов, а из общности, которую эти индивиды составляют вместе. Имея ее в виду, нетрудно понять особую взвешенность линии поведения, точный расчет жестов, постоянную нюансировку в словах — иными словами, специфическую форму рациональности, ставшую для членов этого общества второй натурой, которой они умели пользоваться изящно и без труда. В самом деле, эта форма рациональности, как и специфический контроль за аффектами, требовавшийся для такого изящества, были незаменимы как инструменты в постоянной конкуренции за статус и престиж в придворном обществе.

10.

Мы, сегодняшние, задаемся вопросом: почему эти люди были столь зависимы от несущественных деталей, почему они были столь чувствительны к тому, что они считали «неправильным поведением» другого, к малейшему нарушению или угрозе для какой-нибудь незначительной привилегии, и, в самом общем смысле, к тому, что мы сегодня легко принимаем за формальность? Но этот вопрос, сама наша готовность считать формальностью то, что для придворных людей той эпохи было главным, уже возникает из структуры нашего социального существования.

Мы в наше время, до известной степени, можем позволить себе считать реальные социальные различия между людьми сравнительно неумышленно прикрытыми или, по меньшей мере, двусмысленными. Причина в том, что опосредованное денежными и профессиональными возможностями отношение человека к человеку и связанная с ним дифференциация остаются реальной и действенной почти полностью однозначно, даже если не выражаются вполне однозначно в манере публичного поведения.