Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 28

Продолжительное правление Людовика XIV во многом содействовало тому, что специфическая острота и жесткость, какую приобрели сословные отличия и иные различия социального ранга вследствие того, что король постоянно пользовался ими как инструментами своего господства, стали заметны также в мыслях и чувствах соответствующих групп как существенная характерная черта их собственных убеждений. Жесткая конкуренция за ранг, статус и престиж укоренилась в убеждениях, системе ценностей и идеалах подданных; усиленные и ожесточенные таким образом распри и ревнивое соперничество между различными сословиями и рангами и особенно между элитами этого иерархически устроенного общества, подобно машине на холостом ходу, снова и снова воспроизводятся. Это происходит и после смерти Людовика XIV, преемник которого от сознательной игры на этом балансе напряжений и манипулирования им перешел к гораздо более мягкому и не столь последовательному его использованию. Здесь, как и в других случаях, целые группы людей настолько привыкли к установкам, которые были вызваны к жизни или, во всяком случае, подкреплялись поначалу зависимостью этих людей от других, их подвластностью другим, что социальные напряжения и конфликты превратились в нечто обыденное.

То, что выясняется здесь при исследовании отличий и конфликтов между сословными элитами, не в меньшей степени относится и к общественной мобильности, которая, несмотря на все соперничество и различия в ранге, ведет из одного сословного слоя в другой. Восхождение и нисхождение семейств в рамках сословно расслоенного общества также предопределено, прежде всего, социально, то есть оно не есть установление какого-либо короля или другого лица. Как само сословное устройство социальных слоев, так и подъем либо упадок отдельных семей суть, прежде всего, формы проявления имманентной динамики этой общественной фигурации. Но если баланс власти в этой совокупной фигурации людей после ряда схваток между представителями сословий и королей смещается в пользу последних (как это, в конце концов, после многих колебаний, произошло во Франции в XVII веке), то обладатель позиции короля получает возможность управлять социальной мобильностью соответственно своим представлениям об интересах этой королевской позиции, или же просто о своих собственных интересах и склонностях. Людовик XIV делает это вполне сознательно ^[63]. После его смерти использование этой возможности становится своего рода рутиной, а затем оно снова оказывается в несколько большей зависимости от внутренней борьбы за власть между самими придворными и иными формациями элиты.

Во всяком случае, пока власть, сосредоточенная в позиции короля, остается достаточно большой, короли и их представители в состоянии, даруя дворянские титулы богатым буржуазным семействам, направлять в собственных интересах и по собственному усмотрению их социальное восхождение. Поскольку и они в значительной степени связаны этосом статусного потребления, обязанностью рассматривать свой ранг как главное мерило всех своих расходов, они нередко используют свою привилегию дарования дворянства как источник необходимых доходов.

Так же точно как в рамках подобной фигурации можно контролировать социальное восхождение и им управлять с позиции короля, можно, в известных пределах, с этой позиции контролировать и направлять и социальное нисхождение. Король может своей личной милостью смягчить или предотвратить обнищание или разорение дворянского семейства. Он может прийти на помощь этому семейству, даровав ему должность при дворе, военный или дипломатический пост. Он может открыть ему доступ к одному из доходных мест, которые имеются в его распоряжении. Он может просто преподнести ему денежный подарок, например в форме пенсии. В королевской милости, соответственно, заключен для семейств «дворянства шпаги» один из основных шансов выхода из порочного круга вынужденных представительских расходов, истощавших их капиталы Понятно, что шанс этот никому не хочется потерять, а потерять его можно, если своим поведением не угодить королю. Король, замечает однажды Монтескье, вынуждает своих подданных думать так, «как он хочет» (comme il veut). Если исследовать сеть зависимостей, в которую включены король и его подданные, то нетрудно будет понять, как это возможно.

5.

Значение, которое имеют дома придворных и их устройство в глазах самого придворного общества, выясняется, только если мы поймем эти постройки в их связи со специфической сетью взаимозависимостей, в которую вплетены их владельцы и люди их круга. Понимание этой включенности сегодня затруднено тем, что в развитых индустриальных обществах человек, по крайней мере, имеет возможность утвердить за собой высокий социальный статус и высокий общественный престиж, не подтверждая постоянно этого статуса перед общественностью посредством соответственно богатой и дорогостоящей репрезентации — своей одежды, домохозяйства и всего образа своей жизни. Общественное принуждение к статусному потреблению и конкуренция за престиж, требующая траты денег на статусные символы, конечно, не исчезли. Многое из того, что говорится здесь о придворном обществе, обостряет наше восприятие соответствующих явлений в индустриальных нациях и помогает дать более четкую категориальную формулировку структурных сходств и структурных различий. Общественное принуждение к социальному обособлению через отличительное статусное потребление и конкуренция за престиж и статус, которая осуществляется, в том числе, путем состязательной демонстрации относительно дорогостоящих символов статуса и престижа, наблюдаются, конечно, и в высших слоях индустриальных обществ. Решающее различие заключается в том, что здесь престижное потребление и необходимость репрезентации оказываются делом значительно более приватным, чем в придворно-аристократических обществах. Их связь с центральной для индустриального общества борьбой за власть намного слабее. В таких обществах они уже не встроены непосредственно в механизм власти и уже практически не служат инструментами господства. Соответственно, общественное принуждение к престижному потреблению и к представительству статуса оказывается здесь намного меньше; оно уже не является столь неизбежным, как в придворном обществе.

Одним из решающих и, с точки зрения предшествующих обществ, относительно новых и поразительных структурных отличительных свойств индустриальных обществ оказывается, следовательно, то, что здесь даже группы с самым высоким уровнем доходов, даже самые богатые, экономят и инвестируют часть своих доходов, так что они, если только не ошибутся в инвестициях, постоянно становятся все богаче, хотят ли они того или нет. Богатые и могущественные люди в придворных обществах обыкновенно употребляли все свои доходы на демонстративное потребление. Ослабление общественного принуждения к представительству даже среди могущественнейших и богатейших групп элиты развитых индустриальных обществ приобрело решающее значение для эволюции устройства дома, одежды и вообще для развития художественного вкуса. Кроме того, в этих национальных обществах богатые и власть имущие не только экономят так же, как и более бедные и не столь могущественные люди, но они даже и трудятся, подобно этим последним. Можно было бы сказать, что в некоторых отношениях богатые живут сегодня как бедные прежних времен, а бедные — как богатые.