Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 26

Страница

Стремление к обособлению, к отличению себя от не принадлежащих к данному обществу, стремление к социальной выделенности находит себе языковое выражение в таких понятиях, как «достоинство» (valeur), «уважение» (consideration), «выделяться» (se distinguer) ^[56] и многих других, самоочевидное употребление которых служит одновременно удостоверением принадлежности к сословию и приверженности его социальным идеалам. Сами выражения, как и символизируемые ими позиции и ценности, рано или поздно переходят и к семействам внедряющихся в придворное общество буржуа — финансистов. И в их кругу «экономия» (economic) и «интерес» (interet) также утрачивают свой примат; спустя одно или два поколения они уступают место мотивам чести, стремлению к элитарности и к престижу ^[57].

Но образ жизни финансистов, со своей стороны, оказывает обратное влияние на знатных вельмож. Бич моды, которая определяется теперь отчасти и финансистами, подгоняет и последних. Отказаться следовать ей — значит, утратить часть престижа. В то же время растут цены ^[58]; и между тем как доходы знати от ренты остаются прежними, ее потребность в деньгах возрастает ^[59].

1.

Как видим, зависимость социального благополучия нетрудящегося слоя от образа его жизни не менее жестка и неизбежна, чем та зависимость, которая ведет к разорению слой трудящийся. Именно эта ситуация выражается в словах герцога де Круа: «Большую часть знатных семей разорили дома».

Особая фигурация, которая воспитывает такую установку и нуждается в ней для своего сохранения, выявляется всеми этими обстоятельствами, конечно, пока лишь в некотором приближении. Но сама специфическая установка, рождающаяся из вовлеченности в сеть отношений придворного общества, при таком исследовании уже несколько более отчетливо проступает перед взглядом наблюдателя из-под наслоений гетерономных оценок, обусловленных буржуазным экономическим этосом. Этот экономический этос не есть нечто само собою разумеющееся. Люди не действуют согласно его заповедям, невзирая на то, в каком обществе они живут, если только они сами по себе способны мыслить «рационально» или «логически». Тот факт, что придворно-аристократическое отношение к денежным доходам и расходам отличается от буржуазного, невозможно объяснить, просто предположив, что дело в случайном скоплении личных недостатков или пороков отдельно взятых людей; речь идет здесь не о какой-то эпидемии произвола или нехватке дальновидности и самоконтроля у тех или иных индивидов. Здесь перед нами иная общественная система норм и оценок, от заповедей которой индивиды могут освободиться только в том случае, если они совсем перестанут общаться с людьми своего круга и откажутся от принадлежности к своей социальной группе. Эти нормы не удается объяснить некоей тайной, сокрытой в груди множества отдельных людей; их можно объяснить только в связи с той специфической фигурацией, которую они образуют друг с другом, и в связи с теми специфическими взаимными зависимостями, которые привязывают их друг к другу.

2.

Нормы общественного этоса занятых профессиональным трудом буржуа обязывают каждую семью к тому, чтобы подчинять расходы доходам и, насколько это возможно, удерживать свое текущее потребление ниже уровня своих доходов, так чтобы сбережения возможно было инвестировать в надежде на прирост доходов в будущем. В этом случае обеспечение достигнутого семьей положения и, еще более того, общественный успех, приобретение более высокого статуса и престижа обеспечиваются за счет того, что индивид в своей стратегии доходов и трат долгое время более или менее последовательно подчиняет сиюминутные потребности этосу «экономии ради будущей прибыли» (saving — for — future — profit ethos).

От этого буржуазного канона поведения отличается канон престижного потребления. В обществах, в которых господствует этот другой этос, «этос статусного потребления» (status consumption ethos), даже только обеспечение имеющегося общественного положения семьи, а уж тем более — прирост ее общественного веса, общественный успех обеспечиваются за счет того, что свои расходы на содержание домохозяйства, свое потребление, вообще все свои траты человек ставит в зависимость в первую очередь от того общественного ранга, того статуса или престижа, которым он обладает или к которому стремится. Тот, кто не может вести себя соответственно своему рангу, утрачивает уважение своего общества. Он отстает от конкурентов в непрерывной погоне за статусом и престижем и рискует разориться, проиграть и оказаться принужденным покинуть круг людей своей ранговой или статусной группы. Эта обязанность соразмерять расходы с рангом требует, чтобы в человеке воспитывалась отношение к деньгам, отличное от того, которое свойственно трудящемуся буржуа. Парадигмальное выражение этого социального этоса мы находим в поступке герцога де Ришелье, о котором сообщает Тэн ^[60]: герцог дал своему сыну кошелек с деньгами, чтобы тот научился тратить их, как подобает знатному дворянину, и, когда молодой человек принес ему эти деньги обратно, отец на глазах сына выбросил кошелек в окно. Это — социализация в духе той общественной традиции, которая внушает индивиду, что его ранг налагает на него обязанность быть щедрым. В устах людей придворно-аристократического общества слово «экономия» (économie) в смысле подчинения расходов доходам и планомерного ограничения своего потребления ради сбережения средств имело до самого конца восемнадцатого века, а иногда и в послереволюционные годы несколько презрительный оттенок. Это символ добродетели маленьких людей. Как мы видим, Веблен в своем исследовании «престижного потребления» еще в значительной степени ослеплен некритическим использованием буржуазных ценностей как критерия для оценки экономического поведения в других обществах. Тем самым он закрывает себе путь к социологическому анализу престижного потребления. Он не вполне ясно видит скрывающиеся за ним факторы социального принуждения.

Страница