Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 15

2.

Ведь не просто свободная воля придворных людей собрала и удерживала их при дворе и вслед за отцами и матерями объединяла таким образом их сыновей и дочерей. И не гениальная идея одного-единственного человека — скажем, короля — придала этому человеческому коллективу такую форму. Почти во всех европейских странах, начиная с эпохи Возрождения, значение двора нарастало все более заметно, и если даже для внешнего оформления европейских дворов XVII и XVIII веков образцом стал в значительной мере французский двор, прежде всего двор Людовика XIV, то сам «двор» этого столетия был выражением определенной общественной констелляции тесно связанных друг с другом людей и так же точно не был следствием плана, желания, намерения какого-нибудь одного человека или отдельной группы людей, как какие-нибудь другие типичные фигурации — например, церковь, город, фабрика или бюрократия. А потому, как невозможно понять, к примеру, структуру нашего собственного западного общества и национальных обществ, на которые оно подразделяется, не исследовав, скажем, того процесса, в ходе которого из социального поля выкристаллизовывалось все большее множество людей в форме «крупных городов», — так же точно невозможно понять и предшествующую эпоху, не выяснив себе, исходя из характерного для нее строения общества, что именно порождало в ней «двор»: что, иными словами, вновь и вновь побуждало людей из этого социального поля соединяться в фигурацию двора и придворного общества и удерживало их в ней.

3.

В пределах каждого социального поля есть репрезентативные и менее репрезентативные, центральные и не столь центральные органы. Город, к примеру, — прежде всего крупный город — это один из самых репрезентативных органов нашего собственного общества. В нашем социальном поле он представляет собою как бы кузницу, обслуживающую самую большую округу; под его воздействие и влияние не могут не подпасть, несмотря на все их сопротивление, даже обитатели сельских районов. Определяющие, образцовые и влиятельнейшие человеческие типы нашего общества либо происходят из города, либо, по меньшей мере, прошли перековку в городской кузнице. В этом смысле городские люди репрезентативны для нашего общества. «Королевский двор» как особый орган в городе еще имеет в Западной Европе — там, где он еще существует, то есть прежде всего в Англии, — несомненно, некоторое значение, поскольку он видоизменяет облик города; но едва ли он на сегодняшний день может считаться репрезентативным, как сам город, для социального поля современного западного мира.

Именно это репрезентативное и центральное значение двор имел для большинства западноевропейских стран XVII и XVIII веков. В эту эпоху еще не «город», а «двор» и придворное общество накладывали свой отпечаток на всех и вся в самом широком радиусе. Город был, как говорили тогда, лишь «обезьяной» двора ^[8]. Это особенно относится к французскому двору ^[9]. Отголоски враждебного отношения буржуазии к королевскому двору и к людям, сформированным придворной жизнью, как мы уже упоминали во введении, по сей день зачастую мешают ученым увидеть репрезентативное значение дворов и придворного общества в предшествующие века и мешают исследовать их структуру без раздражения и неприязни, мешают наблюдать их функционирование как объекта, который настолько же мало доступен для упреков и обвинений, как «деревня», «город», «фабрика», «орда», «цех» или какая-нибудь другая фигурация людей.

Характерным примером подобного темпераментного воззрения на «двор» является взгляд Франца Оппенгеймера, который следует процитировать здесь, потому что он отражает широко распространенное и типичное суждение о дворе эпохи ancien régime ^[10]: «Докапиталистические, очень роскошные и очень расточительные придворные хозяйства — прежде всего двор английских Стюартов и французских Бурбонов, но в меньшей степени также дворы немецких и славянских династий — благодаря огромным принадлежащим им государственным землям и текущим с этих земель натуральным податям их „коронных крестьян“ были с избытком обеспечены всеми средствами грубого довольства. Но они жаждали средств удовлетворения утонченного вкуса и извращенной роскоши и потому были заинтересованы в том, чтобы, во-первых, способствовать укреплению ремесленного производства в самой стране, а во-вторых, получать наличные деньги, которые употреблялись для поддержания самого двора в его рафинированной роскоши, для прокормления знатных паразитов, не имевших иного источника средств к существованию, кроме пенсий, и не в последнюю очередь для ведения бесконечных войн, в которые вовлекали государства жажда воинской славы, династические фамильные интересы и конфессиональные предрассудки».

Вот то существенное, что Оппенгеймер в своей работе, которая претендует на описание всех социальных форм, видит в «дворе» как социальном образовании. Это суждение, собственно, не содержит ничего ошибочного в том, что касается фактов, относящихся к Франции, — если не считать поставляющих натуральный оброк коронных крестьян как первостепенной основы королевского двора Бурбонов ^[11], — но та точка зрения, которой обусловлены суждения об этих фактах и их оценка, совершенно не позволяет увидеть то целостное явление, к которому эти факты относятся и исходя из которого их следует понимать.

Макс Вебер видел несколько дальше, когда говорил: «„Роскошь“ в смысле отказа от целерациональной ориентации потребления есть для феодального слоя господ не „излишество“, но одно из средств его социального самоутверждения» ^[12].