Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 72

Идешь от входа против часовой стрелки, пялишься на лишние кило живописного мяса, натыкаешься на часовню Святого Афанасия – высокий квадратный зал с картинами, среди которых тут же узнаешь разреженную нежность Тьеполо-младшего и кинематографическую агрессию Тинторетто-старшего.

Из часовни есть ход в капеллу Святого Тарасия с фресками флорентийского (!) художника Андреа дель Кастаньо на сводах и отдельными творениями Виварини. Здесь же, в углу, лестница в подвалы; зайти в них невозможно: там под толстыми сводами – вода, в которой похоронено сколько-то дожей.

Наевшись вдоволь, возвращаешься в трансепт, как раз к тому месту, где хранятся мощи святого Захарии, отца Иоанна Крестителя.

Алтарь плохо видно, и ты перемещаешься к левой стене, точно так же забитой разноуровневой живописью.

Тут кто-то бросает монетку в слот, и вспыхивает окошко. Ого, да здесь самая лучшая в мире картина Беллини – «Мадонна с младенцем и четырьмя святыми», гармония которой… как бы это выразить поточнее?..

…Рассчитана с такой снайперской точностью, что воспринимается организмом одномоментно, как нечто, самой природой сочиненное.

Поразительное чувство, заставляющее замереть. Потеряться в композиционной четкости и легкости, с какой переплетаются фигуры, окружающие Богоматерь.

Она же сидит на троне, вписанном в замершую архитектурную фантазию, обрывающуюся по краям двумя колоннами, за которыми сад.

Точно она восседает на троне, а остальные почтительно замерли в отдалении. Самыми точными словами про мадонн Беллини мне кажется один проходной, не имеющий в виду ничего конкретного пассаж из Муратова: «Никто другой не умеет так, как он, соединять все помыслы зрителя на какой-то неопределенной сосредоточенности, приводить его к самозабвенному и беспредметному созерцанию. Это созерцание бесстрастно и бесцельно. Или, вернее, цель его неизвестна, и оно само становится высочайшей целью искусства».

Кто-то бросил монетку – она проступила из темноты, точно только что возникшая, соткавшаяся из… Из чего она соткалась, непонятно, однако после этого все остальные картины венецианского тщеславного зуда точно сделали шаг назад, еще плотнее вжавшись в стены, чем раньше. Стали темнее. Скотомизировались вместе с бытом и туристической суетой, смылись.

Так и стоял перед, выуживал монетки из кармана, чтобы посмотреть на нее еще и еще раз, пока они не закончились.

Незаметная навигация – вот что важно внутри церквей, музеев и важных культурных объектов: толпы паломников движутся однажды проложенными путями, которые меняются крайне редко и по каким-то значительным событиям типа реконструкции Галереи Академии. ^[36]

То же самое можно сказать и про «логистику» Дворца дожей, внутри которого сосуществуют самые разные маршруты и степень погружения во внутренние покои, а также тюремные лабиринты, если тебе вдруг хочется чего-то помимо «обязательной программы», зависит от стоимости билета.

Но то музеи, меняющиеся от эпохи к эпохе, от концепции к концепции; другое дело – церкви, поставленные раз и, хочется верить, навсегда.

Архитектура внутреннего устройства, структура его и оформление направлены на манипуляцию вниманием, которое сознательно читает сначала фасад, а затем и интерьер как книгу, распахнутую на главной странице.

Это очень тонкое и сложно уловимое ощущение, транслируемое в органы чувств. Во-первых, сверху, во-вторых, со всех возможных боков, мгновенно разыгрывающих внутри твоей «воспринималки» отнюдь не умозрительную «розу ветров», заставляющую двигаться так, а не иначе.

Заходишь в церковь и почти сразу – вдох и выдох, взгляд на алтарь и на боковые нефы с капеллами или их отсутствием – знаешь, что ты здесь будешь делать и куда пойдешь. В центр или сразу в трансепт, где обычно скрывается самое лакомое, или же начинаешь обходить стены собора против часовой стрелки.

Ну или же, если никто и ничто не мешает, по часовой.

Важно же еще, как ты зашел – в боковой вход или в центральный, начал с мгновенного погружения в омут или застал композицию храма (проще всего, разумеется, если она имеет форму греческого креста) как бы врасплох, с середины…

Сан-Тровазо (или Сан-Тровизо) имеет два имени (оба они написаны на табличке у входа, второе обозначено как «вульгарное») и два одинаковых фасада.

Один из них выходит на тихую, спокойную площадь, другой – к каналу с мостиком через.

Путеводители сплетничают о вражде Монтекки и Капулетти двух кланов, распря которых потребовала соломонова решения с двухфасадностью здания: даже двери, через которые сюда попадали на службы, у каждой из противоборствующих группировок были свои.

Вот вам и сюжет, некстати; прочее крайне легко домыслить. Николотти и Кастеллани.

Не важно, через какой фасад входишь внутрь, главное там – две сильные тинтореттовские картины, висящие в центральной алтарной нише по бокам от «главной» картины, которая, кстати, тоже совершенно неплоха, композиция ее с полукруглым завершением вписана во вполне венецианский мраморный портик, каких много на холстах Веронезе, кажется почти никогда не обходившегося без колонн, выглядящих особенно скульптурно на фоне сочного голубого неба.

По бокам от нее, значит, две большие картины Тинторетто-младшего («Поклонение волхвов» и «Изгнание Иоакима из храма»), достигающих лунной кинематографичности Тинторетто-старшего.