Как у Шекспира, где сказано, что место действия – Венеция или Верона, а на самом деле условное, обобществленная территория Раннего Ренессанса, еще совсем несвободного от догм и условностей, куда вставлены (инкорпорированы) «секретики» из других пространств и иных эпох. Где сюжет в общих чертах понятен, а чаще всего заранее известен, так что смак – в деталях решения, неброских нюансах, таинственных умозрительных лабиринтах, мерещащихся по углам. Там, где их нет. Ну или в нишах за картинами, в расписной шкатулке сакристии или часовне Святых Даров, являющейся как бы посольством XVIII века.
И они, эти картины, как окна в иное, точно озвучивают кубатуру обзора, крытого и крутого, дают ему свой язык, «вкус и цвет».
«Как будто специально для того, чтобы подтвердить лавровость названия, в трансепте церкви, среди других колонн, романских и мощных, есть одна, от всех остальных отличающаяся так, как отличалась византийская принцесса, выданная замуж за сына варварских королей, от лангобардских бургграфинь. Она сделана из драгоценного мрамора, имеющего специальное название, verde antico, „древний зеленый“, что означает и сорт камня, и особый цвет. Никто точно не знает, откуда она взялась: то ли была притащена из какого-то языческого храма, греческого или римского, то ли появилась из разграбленного Константинополя вместе с конями Сан-Марко. Притащили ее давно, и с тех пор с колонной связано поверье, что если, повернувшись к ней спиной, вознести молитву Джакомо далл’Орио, Якову Лавровому, то твой сад будет цвесть, огород зеленеть и картошка зреть. Всем владетелям участков я это советую испробовать, хотя не уверен, что молитва будет действенна на небесах моего отечества, потому что РПЦ свои небеса от молитв католиков продолжает блокировать, в отличие от Ватикана, теперь признающего образ православного богослужения. Колонна, отнюдь не из-за чудотворности, а из-за красоты, была воспета Джоном Рёскиным и Габриеле Д’Аннунцио, посвятившими ей по нескольку абзацев. Колонна так хороша, что, даже если проку для приусадебной растительности от нее и не будет, можно найти утешение в эстетических переживаниях, ею вызываемых. Мрамор verde antico недаром привлек эстетов Рёскина с Д’Аннунцио: в его зелени есть что-то затягивающее, как омут, природно-первозданное и декадентское одновременно».
Из «Только Венеция» Аркадия Ипполитова
9 ноября 2013 года
Мои твиты
Пт, 23:17. Своды рынка Риальто структурированы так же, как потолок метро «Маяковская»: ряды локальных каменных шатров, в центре каждого круг с остатками фресок.
Пт, 23:19. Где у меня расположено мое внутреннее Каннареджо?
В ногах. Примерно знаю, где рынок Риальто и где площадь Сан-Марко.
А вот где, например, Сан-Поло?
Пт, 23:21. Между тем температура воздуха днем доходила до го, чек из Billa – до 32, вода в каналах прибывает, соль в солонке слиплась, как мокрая.
Пт, 23:26. Самый интригующий (романтичный, пустынный, прекрасный, таинственный) – север Венеции, Новая набережная с видом на Сан-Микеле и морскую суету.
Пт, 23:27. Наверняка кто-нибудь уже сравнивал местные кораблики с мотыльками.
Сб, 00:02. Из ресторана на первом этаже нашей средневековой скворечни аппетитно тянет жареной рыбой. Треской. Натуральная харчевня «Три пескаря».
Сб, 00:19. Город, похожий на коробку с арахисовой шелухой, среди которой болтаются купола расколотых грецких орехов.
Сб, 05:06. Да… Не хотел бы я оказаться ночью на Сан-Микеле в полном одиночестве. Даже после смерти.
Сб, 05:07. Ночи в Венеции удивительно тихи и отчаянно темны. Единственная возможность почувствовать себя внутри аутентичного исторического ландшафта, за которым, собственно говоря, и ехал.
Сб, 05:13. Иногда ловишься на ощущении: толпы людей на венецианских улицах – не праздношатающиеся туристы, но жители этого города в диахронии. Все разом.
Сб, 05:22. Злопамятны в основном незанятые люди. Занятые в основном равнодушны.
Сб, 06:13. Согласно мобильному приложению «Артгид», посвященному программе Венецианской биеннале, палаццо Кавалли-Франкетти с одной из фестивальных выставок находится на метро «Автозаводская».
Сб, 06:23. Опечатка, разумеется, но какая многозначительная.
Сб, 06:30. На месте венецианцев я бы произвел в святые гениев этого места, поставив бы храмы святым Тьеполо и Тинторетто, Карпаччо и Веронезе, построил бы базилики Джорджоне и Тициана.
Сб, 13:30: Я обязательно должен вернуться сюда летом.
Сан-Поло (San Polo)
1
Здесь темно и тихо, никого нет, после шумной торговой улицы церковь кажется совершенно выхолощенной: входишь сбоку, а у кассира на мониторе белый телевизионный снег шуршит, видеотрансляция отсутствует. То есть можно фотографировать, никого не стесняясь, не партизанить, как в других соборах и храмах, но действовать почти внаглую. Спрятавшись за колонну или углубившись в проходимую капеллу.
Обходишь церковь против часовой стрелки, разглядывая, что Бог послал, что тебе здесь приготовили, чем она отличается от других и как набившие оскомину религиозные сюжеты решаются в этой конкретной капелле или в этом конкретном углу трансепта.
Картин разного качества здесь, может быть, даже больше, чем в иных храмах: Сан-Поло раскрывается постепенно, как и положено древней, многократно перекроенной церкви, внутри которой, кажется, никогда не наступает ясность и всегда колышется осень.
Важно задержать впечатление в полости этого «проходного двора», аккумулирующего пустоту по соседству с оживленными торговыми «площадями».
Человек, увлеченный товарным изобилием, почти перестает смотреть по сторонам, вот и не замечает сей воздушный дирижабль, пойманный древней готической кладкой и похороненный у нее же внутри.
2
На том и построен эффект попадания под киль потолка, со всех сторон обставленного симметричными капеллами из более поздних времен: теснота торговой улицы до последней секунды скрывает масштабность церкви Сан-Поло, осознать которую можно только попав сюда, начав осматриваться.
Вряд ли может быть что-то более противоположное туристической безмятежности улицы, чем сомнамбуличность первоначальной планировки, с ее тремя нефами и путаницей внутренней логики, возникающей при всех последующих перестройках.
Важно зафиксировать, что любая церковь подобна тексту, некогда нацарапанному на пергаменте, позже соскобленному с него для того, чтобы поверх старых стен написать нечто новое.
То, что одномоментно возникает перед нами после предъявления кассиру билета Chorus, – это несмолкаемый гомон, многоликий, многоголосный и разностилевой, как правило, сбивающий ощущение на манер скороговорки, так как не знаешь, за что же цепляться в первую очередь. Вот и начинаешь обращать внимание на живопись, закупоренную по капеллам. Так-де привычнее. Понятней.