Канонир Фрейс, мулат, бросил мужу Айрис широкий палаш.
Айрис закусила губу. Дойл мог не оценить противника и проиграть. Да и к тому, чтобы Оливера зарубили у неё на глазах, она пока не была готова. Айрис предпочла бы, чтобы мелкий засранец жил и мучился тоской по ней и по утраченным вместе с выгодным браком сокровищам.
А в бездыханном трупе ей какой интерес?
Оливер спокойно принял яростный, рубящий с плеча удар Дойла на конец палаша. Пропустил лезвие противника по всей длине клинка и отвел удар в сторону.
Дойл успел отпрыгнуть всего лишь за секунду до решающего удара.
Айрис отлично знала этот приём. Они вместе с Оливером его отрабатывали, переняв от её отца. Не успей Дойл отпрянуть, палаш бы мог сейчас торчать в его левом подреберье.
Поняв, что Оливер не так прост и не даром носит славу одной из первых шпаг Анадолии, Дойл стал осторожней. Он начал мягкими кошачьими шагами кружить вокруг противника, выискивая слабые места в его обороне.
Нервы Айрис готовы были дать искру в любой момент. Когда в поединке болеешь за кого-то одного, это уже неслабое испытание. А когда смерть любого из противников для тебя удар – это пытка.
Реакция со стороны пиратов была предсказуемой. Парни относились ко всему происходящему, как к весёлой забаве. Оживлённые возгласы одобрения неслись отовсюду.
Тело Дойла то почти лениво отклонялось назад, то с такой скоростью устремлялось вперёд, беря в атаке высокий темп, что Оливер начинал ловить ртом воздух.
Айрис видела, что пират, при желании мог уже несколько раз нанести роковой, решающий удар лорду, но играл со своей жертвой. Играл так же, как кошка с мышью.
Как она сама бы играла с проклятой Каро, попадись та ей в руки.
Уставая, Оливер начал свирепеть. Его движения сделались яростнее, размашистее и шире. Пара раз конец палаша, зажатый в руке Оливера прошёл всего в каких-то жалких паре дюймов от шеи Дойла, заставляя Айрис кусать губы от волнения.
Зубы Оливера были оскалены в страшной гримасе. В схватке он успел получить несколько незначительных порезов, но неглубокие царапины кровоточили. Он был весь покрыт кровью.
Клинки, скрестившись, вновь зазвенели.
Воспользовавшись очередной промашкой Оливера, Дойл отбил его удар, нанося следующий сапогом в живот, чем сбил противника с ног. Его кулак ударил в лицо Оливера сверху вниз, с такой силой, что Айрис почудилось, будто она слышит, как хрустнули лицевые кости.
Почти поверженный лорд не остался в долгу. Схватив валяющуюся рядом смотанную верёвку, как плетью стегнул ею Дойла по глазам.
Пират, отклонившись, перехватил верёвку в воздухе. Та со свистом, по инерции, обернулась вокруг его ладони. Из всех сил дёрнув её на себя, Дойл вынудил Оливера выпустить второй конец.
К ужасу наблюдавшей за ними Айрис, Дойл отбросил клинок в сторону, проворно наматывая верёвку на левую ладонь. Когда же Оливер бросился на пирата, он с разгона напоролся подбородком на выставленную им вперёд себя верёвочную преграду.
В мгновение ока Дойл обернул верёвку удавкой вокруг шеи экс-губернатора и, заставив рухнуть на колени, принялся его душить.
Оливер надсадно захрипел, задыхаясь.
Перехватив полный ужаса взгляд Айрис Дойл с исказившимся от ярости лицом разжал пальцы.
Оливер сорвал удавку и рухнул на четвереньки и, надрывно кашляя, пытался отдышаться.
Дойл повернулся к своим парням со свойственной ему кривой улыбкой:
– Чуть башку мне не оттяпал, – довольно протянул он.
Пираты смеялись, вполне довольные увиденным зрелищем.
– Что с этими делать? – кивнул каконир на толпящихся за спиной сдавшего судна Оливера солдат.
– Пока в трюм. Там – разберёмся.
Мужа Айрис тащили в сторону, словно тяжёлый куль с картошкой.
Дойл с плеском умывшись в одной из бочек с водой, вернулся к Айрис. Его загорелые руки казались вызовом, брошенным изящно вырезанным перилам.
– Я походил по многим морям. Заходил в сотни гаваней. Но куда не зайти, везде одно и то же. Везде есть люди, с которыми лучше не ссориться. Думаете, ваш муж способен усвоить эту простую науку?
– Думаю, что ему поздно. Он уже поссорился со всеми, с кем только можно.
– Ну-ка, погляди на меня? – мозолистые пальцы Дойла вновь сомкнулись на подбородке Айрис. – Я что-то сделал не так? Довольна ты или нет – плевать! – упрямо мотнул он головой. – Я сделал это не ради тебя…
Айрис улыбнулась:
– Что именно, Дойл? – подначивала она. – Захватил корабль? Оставил живым моего мужа? Мы оба знает, что и то, и другое ты сделал именно для меня. Хотя… я начинаю думать, что из меня получится чертовски привлекательная и мало скорбящая вдова.
Лицо её посерьёзнело:
– Я благодарна тебе за то, что ты не убил его. Спасибо!
– Для тебя так важно, чтобы это жило? – с нажимом спросил Дойл.
Айрис отвела взгляд, прячась от его вопрошающих глаз:
– Мертвые уже ничего не чувствуют, в отличии от живых. Смерть – это слишком просто.
– Зато тот, кто мёртв, уже никогда не сумеет навредить. Тех, кого ненавидим мы, можно оставлять в живых. Но тех, кто ненавидит нас, миловать опасно. Боюсь, как бы нам не пожалеть о своём, мать его, милосердии.
Сам того не зная, Дойл сказал то же самое, что всегда говорил отец Айрис.
«Враг лишь тогда перестанет быть врагом, когда он мёртв».
Мужчины не признают полумер. И, может быть, они в этом правы?
– Оливера увезёт в Анадолию, – постаралась успокоить свои сомнения Айрис. – Он никому не навредит.
– Ты уверена?
Айрис тяжело вздохнула вместо ответа. Разве можно быть в чём-то уверенной?
– Придёшь ко мне сегодня ночью? – увела она разговор в сторону.
– Приду, – пообещал Дойл. – Как только управлюсь с делами.
– Буду ждать.
Айрис приводила себя в порядок со всей тщательностью, с которой раньше всегда готовилась к свиданию с мужем. Она не слышала, как Дойл вошёл.
Когда обернулась, он уже был в комнате.
– Угостишь? – кивком указал он на стоящее на столе вино, предусмотрительно оставленное Энни.
Не дожидаясь ответа прошёл, взял бутылку и сделал несколько глотков прямо из горла.
Айрис прикусила губу, чтобы не возмутиться по поводу такого невоспитанного свинства, но сдержалась.
Чего ожидать? Манеры этого человека приказали долго жить задолго до их встречи.
– Хорошо, что ты пригласила меня сама, – проронил Дойл, ставя бутылку обратно на стол. – Мне не пришлось проявлять грубость.