Он терялся: по каким критериям выбрать школу? Может, ту, где преподают академическую философию? Или ту, которая популярна среди благородных семейств? А может, ту, что расположена ближе к Лондону или к поместью Бельвуа?
Чейз прочитал все письма не по одному разу — ему стало понятно, в чем заключаются его трудности. Вопрос был не столько в том, какую выбрать школу для девчонок, сколько в том, вынесет ли он разлуку с ними.
От размышлений его отвлек звук шагов, доносившихся с лестницы. Он оглянулся и увидел скользнувшую мимо двери кабинета фигуру, закутанную в белое и со струящимися за спиной черными волосами.
Входная дверь отворилась и захлопнулась через мгновение. Либо это Александра выбежала из дома, либо привидение.
Но Чейз в привидения не верил.
Он встал и двинулся следом, миновал холл, открыл дверь и вышел в прохладу ночи.
— Алекс? — Чейз огляделся по сторонам. Ему никто не ответил. Он позвал громче: — Александра!
— Я здесь.
Голос донесся из сквера в центре площади. Чейз пересек газон, осмотрелся и чуть не наступил на нее.
— Алекс, какого дьявола ты среди ночи растянулась на траве в одной ночной рубашке?
— Комета! Это, должно быть, комета! — Алекс ногой двинула его по ноге. — Теперь будь любезен, вернись в дом. Ты мне заслоняешь небо.
Чейз лег спиной на траву рядом с ней.
— Я сказала: возвращайся в дом.
— Я никуда не пойду без тебя.
Она вздрогнула.
— Ну как хочешь.
— Если это комета, почему ты не взяла телескоп?
— Сейчас он ни к чему. Это очень отчетливое пятно. Его нет среди объектов, описанных Мессье, и я не нашла ничего похожего в моих списках уже известных комет. Сейчас нужно просто понаблюдать, движется ли этот объект по отношению к звездам, расположенным рядом.
— За каким куском неба мы наблюдаем?
— Смотри вон в этом направлении. — Она повернулась к нему и ткнула пальцем в небо. — Видишь три звезды, которые образуют треугольник? Над самой нижней точкой есть небольшое туманное пятнышко. Видишь?
— Думаю, что да.
По правде говоря, Чейз не видел ничего, кроме звезд, мерцавших, как всегда, но ему не хотелось разочаровывать ее. Ему хотелось разделить с Алекс ее увлечение.
— Сколько времени тебе потребуется, чтобы убедиться, что это комета? — поинтересовался он.
— Четверть часа, а может, больше.
— Тогда я засеку время. — Он поднял хрустальную крышку своих карманных часов и нащупал стрелки, чтобы определить их положение.
В молчании они пролежали, как ему показалось, не меньше часа.
— Сколько времени прошло? — спросила Алекс.
Чейз сверился с часами, опять нащупав положение стрелок.
— Не уверен, но, по-моему, примерно… минуты три.
Она застонала.
— Это жутко действует на нервы!
— Знаешь, говорят, что кометы, за которыми наблюдают, стоят на месте.
Еще одна вечность миновала. Возможно, теперь прошло пять минут.
Чейз не выдержал молчаливого напряжения.
— Мне снова и снова снится кошмар. Утро, я стою в детской. Мы все стоим и смотрим вниз, на кровать. Я собираюсь сказать что-то насчет раздражения, связанного с острицами, и тут понимаю, что рука, которую я сжимаю в своей, не из плоти и крови. Она — деревянная. Я поворачиваюсь и вижу, что держу за руку Миллисент, а тело на кровати — это Дейзи.
Александра взяла его за руку — он стиснул ее пальцы.
— Дейзи лежит на кровати бледная, неподвижная. С пуговицами на глазах. Я начинаю кричать, трясу ее маленькое тельце, но не могу сбросить эти пуговицы и разбудить ее. А потом… Потом кровать становится серой и шероховатой, превращается в мостовую какого-то темного переулка. Под телом Дейзи появляются лужи крови. Я лихорадочно начинаю искать, откуда кровь течет, чтобы зажать рану, но раны не нахожу. Кровь продолжает хлестать. А потом…
— Что — потом?
— Потом я просыпаюсь. Весь в холодном поту.
— О, Чейз! Мне так жаль. Это звучит ужасно.
— Это действительно ужасно. И даже когда я уже проснулся и понимаю, что это всего лишь сон, мне все еще жутко. Страх только возрастает, и я осознаю: все это из-за того, что… — Чейз замолчал, пытаясь проглотить комок в горле. — Становится понятно, что все это из-за того, что я люблю их.
Алекс крепко сжала его руку.
Он как клятву произнес:
— Я люблю этих девчонок, как черт знает, что, Алекс!
— Я знаю, что ты их любишь. Я знаю это давно.
— Да-да. Ты все знаешь. — Чейз подтолкнул ее локтем. — Самое последнее, что ты сможешь сделать, — это дождаться, когда я до последней капли выплесну на траву все, что накопилось у меня на сердце. Чтобы потом позлорадствовать.
— Я так и сделаю. Пожалуйста, продолжай.
— Между страхом и обожанием есть связь. Одно невозможно без другого. От мысли, что они могут пострадать, а я не смогу им ничем помочь, меня охватывает ужас.
— Честно говоря, я считаю это абсолютно естественным.
— И дело не только в несчастных случаях или болезнях. Дело в другом. Розамунде сейчас десять лет. Что мне делать, когда она вдруг скажет, что влюбилась в мальчика? Хуже того, если мальчик влюбится в нее. — Емув голову пришла очередная страшилка, которая поразила его в сердце. — Господи боже, а что я должен делать, когда у нее в первый раз придут месячные?
Алекс засмеялась.
— Не смейся. Я совершенно серьезно. Мне нет доверия как опекуну. Разве может быть иначе? На месте другого я бы тоже не доверял такому опекуну.
— Я… например, считаю, что ты опекун, каких поискать. Это абсолютно честно. Потому что я тоже люблю Розамунду и Дейзи и с трудом представляла бы себе, как расстанусь с ними в конце лета, если бы полностью не доверяла тебе. Тебе спокойнее от этого?
— Немного.
Ему было бы еще спокойнее, если бы она не ушла от них в конце лета.
Или не ушла бы вообще.
— Чейз. — Алекс сжала его руку, как будто неожиданно вспомнила, зачем они лежат здесь, на газоне, в центре площади, в полночь. — Четверть часа прошло, как ты думаешь?
Он нашел на ощупь стрелки.
— Больше, чем четверть часа.
— О нет! Я теперь потеряю это пятно.
— Небо такое большое, поэтому далеко оно не уйдет.
Задержав дыхание. Алекс принялась изучать темное небо над головой.
— Вот оно! Догоняет Альтаир. — Она вскочила, оставив его, сбитого с толку, сидеть на траве.