– Мертв.
Ева ждала, что капитан начнет выспрашивать подробности, – и он, похоже, действительно об этом подумывал, но потом решил перейти сразу к делу:
– Немецкий военный тоже мертв. Он был очень преданным офицером. Сомневаюсь, что он мог просто так шагнуть под трамвай.
– Но он шагнул, – ответил Ева тихо, но твердо.
Капитан смерил ее взглядом, опустился в кресло и задумчиво переплел пальцы.
– И вы его не толкали?
– Нет!
– И не видели, чтобы его толкал кто-то еще?
– Нет. Никто его не толкал. Мне кажется, он был… не в себе.
– Почему вы так решили?
– Он приставил мне к голове пистолет и заставил играть на скрипке, – честно ответила Ева.
Капитан вскинул толстую светлую бровь и подался вперед.
– И вы?..
– Я сыграла.
– Продемонстрируйте.
Он указал на дверь. Футляр со скрипкой был прислонен к стене слева от входа. Как только Еву привезли в штаб-квартиру, его забрали вместе с документами. Интересно, зачем капитан задавал ей все эти вопросы, если заранее знал ответы?
Ева открыла футляр, стараясь держаться твердо. Уже второй раз за день ее загоняли в угол и приказывали играть на скрипке ради освобождения.
– Вы знаете Вагнера? – с любопытством спросил капитан.
Ева напряглась, вспомнив слова дяди Феликса. «Никакого Вагнера. Он не очень-то любил евреев. Так с чего мне любить его произведения?»
– Не так хорошо, чтобы играть.
– Гм-м. Какая жалость. Хотя в Германии еще множество чудесных композиторов. Моцарт, Шопен…
– Моцарт был австрийцем. Шопен тоже, – поправила его Ева. Она понимала, что это дерзость, но не собиралась отказываться от своих слов. Сложно сказать, в какой момент она потеряла страх. Видимо, где-то между мыслями о самоубийстве, пока сидела в темном чулане без окон.
– Но Австрии больше не существует. Теперь это единая страна с Германией.
Ева молча кивнула, не зная, как далеко может завести ее язык.
– Сыграйте Шопена, – решил капитан.
Ева покорно вскинула скрипку к плечу. Отрешилась от наблюдающего за ней немца и воскресила в памяти старую мелодию, вариацию, которую исполняла для дяди Феликса. Шопен, смешанный с Росселли, сбрызнутый Адлером и приправленный яростью.
– Genug, – сказал капитан прохладно. «Достаточно». Кажется, музыка не произвела на него большого впечатления. Ева немедленно остановилась.
– Свидетели подтвердили ваши показания. Похоже, что вы не совершили ничего противозаконного. Можете быть свободны.
И он снова встал из-за стола, как будто все это с самого начала было формальностью, а долгие часы, проведенные Евой в комнатушке метр на два, – бюрократической оплошностью. Ева могла лишь остолбенело на него смотреть, гадая, не играет ли он с ней.
– Вы умеете печатать? – внезапно спросил капитан.
Ева заморгала, не понимая, как они так быстро перешли от Шопена к ее освобождению, а затем к навыкам обращения с печатной машинкой.
– Да, – Утверждение прозвучало скорее вопросом, растерянно приподнявшись в финале.
– Мне нужен секретарь со знанием немецкого.
Ева похолодела от ужаса.
– Вы хотите, чтобы я здесь работала?
– Да. Здесь. Мы хорошо платим. Нужно бегать по поручениям. Подшивать дела. Печатать. Приносить кофе. Ничего слишком сложного. Никто не будет приставлять вам пистолет к голове и заставлять играть на скрипке. – Хотя капитан не улыбнулся, Ева была уверена, что таким образом он демонстрирует чувство юмора. – Вы сами сказали, что вам нужна работа.
– Да. Да, нужна. – Мысли Евы метались между страхом и открывающимися возможностями.
– Тогда решено. Шесть дней в неделю. Воскресенье – выходной. Жду вас в понедельник к восьми. Конец рабочего дня в пять. Ваш брат – священник – здесь. Ждет внизу. Скажете ему, что с вами обращались хорошо. – Это была не просьба.
Ева вновь потеряла дар речи от изумления. Анджело был здесь?
– Комендантский час уже начался. Вас обоих отвезут домой на машине. В понедельник отчитаетесь.
Капитан дождался, пока Ева уберет скрипку в футляр, и протянул ей ее поддельные документы. За сегодняшний день они спасли ее уже дважды. Надо будет сказать Анджело.
Один из немцев проводил ее обратно в дежурную часть. Сейчас вход охраняли только двое солдат с автоматами, и еще двое сидели за большим столом. Анджело с опущенной головой ждал на металлическом стуле. Он был без шляпы и оцепенело сжимал в руках крест. Когда Ева почти добралась до нижней ступени, он без энтузиазма поднял голову – будто за сегодняшний день проделывал это уже множество раз и всякий раз увиденное наполняло его разочарованием.
Анджело немедленно вскочил на ноги, ища в лице Евы какие-либо следы заключения. Она попыталась улыбнуться, чтобы его успокоить, но изгиб губ ощущался фальшивым, а само усилие почему-то вызвало желание плакать. Поэтому Ева просто сцепила зубы и позволила солдату сопроводить ее к выходу.
– Машина уже ждет, – сказал он Анджело. – Вас обоих отвезут домой. Пожалуйста, следуйте за мной.
И он не оглядываясь размашисто зашагал к двери. Анджело тут же схватил Еву за руку, сжав запястье с такой силой, что завтра на этом месте должны были проступить синяки. Ева не могла не оценить иронию: единственный вред, который ей причинили в штаб-квартире СС, ей нанес Анджело.
Солдат придержал дверцу блестящего «фольксвагена», подождал, когда они устроятся на заднем сиденье, и проворно нагнулся, наставив на них круглую серую каску:
– Адрес?
Анджело ответил за обоих; судя по всему, это был адрес квартиры, которую он делил с монсеньором Лучано и его сестрой. Немец щелкнул каблуками, с силой захлопнул дверь и передал указания шоферу. Считаные секунды спустя машина отъехала от тротуара.
Улицы казались вымершими: римляне дисциплинированно сидели по домам, ожидая, когда взойдет солнце и они смогут вернуться к своим делам. Ева с Анджело молчали. Немец за рулем бросил на них любопытный взгляд в зеркало заднего вида: задержал глаза на Еве, покосился на Анджело и снова уставился на дорогу. Анджело выпустил ее руку, когда она забиралась в автомобиль, и с того момента больше не прикасался.
– Одну женщину повесили сегодня на фонарном столбе, – буднично начал водитель по-немецки. Анджело с Евой не проронили ни слова. – Партизанку. Она просила о священнике. Вы слышали, отец?
Анджело коротко кивнул, но руки его сжались в кулаки.
– Когда вы сказали, что в штабе ваша сестра, я, святой отец, уж было подумал, что речь о той партизанке. У нас нечасто бывают женщины. К счастью, я ошибся. – И шофер начал насвистывать, будто речь шла о каком-то занятном случае.