Из песка и пепла - читать онлайн книгу. Автор: Эми Хармон cтр.№ 48

– Нет, Анджело. Я должна не просто выжить. Я должна жить. Не прятаться. Не ждать. Не надеяться, что все как-нибудь образуется само собой. Ты не можешь запретить мне сражаться. Я же не указываю тебе, что делать! И ты не можешь говорить мне, чтобы я не пыталась помочь.

– Ева…

– Если я не могу сражаться, лучше прямо сейчас пустить себе пулю в лоб, как дядя Феликс, или броситься под трамвай, как тот немецкий офицер. Я вот настолько близка к отчаянию, Анджело. – И Ева на щепотку развела большой и указательный пальцы. – Сопротивление – это все, что у меня осталось. Как ты не понимаешь?

Он смерил Еву долгим взглядом, пытаясь успокоить их обоих, зная, что должен спасти их обоих.

– Сопротивление. – Анджело коснулся ее лба своим и прикрыл глаза, не находя в себе сил отстраниться. – Я понимаю, – вдруг добавил он тихо. – Я отлично тебя понимаю.

В следующую секунду он отпустил плечи Евы и рывком поднялся со скамьи.

– Тебе нельзя возвращаться домой по темноте. Уже комендантский час, а до Святой Цецилии слишком далеко. Сможешь остаться здесь на ночь?

Дождавшись ее кивка, Анджело зашагал прочь, но не к выходу из церкви, а к алтарю. Там он зажег свечу, при помощи трости снова преклонил колени перед деревянным крестом и спрятал лицо в руках. Несколько долгих минут он молился. Анджело не знал, наблюдает ли за ним Ева или уже ушла в подвальную комнатку, где ночевала в прошлый раз. Сейчас он знал только, что его собственное сопротивление сломлено и больше у него нет против нее никакой защиты.

Анджело так и не отнял ладоней от лица. Однажды его научили молиться таким образом, и с тех пор он не изменял привычке. Это помогало отрешиться от места и окружения, укрыться от всего, кроме произносимых слов. Однако вскоре он почувствовал, что не может оставаться на ногах, и опустился перед крестом ниц, вытянув перед собой руки, как когда-то давно на рукоположении.

Он был обычным мужчиной. Молодым, хромым, напуганным. Но он отдал бы жизнь за Еву. Он отдал бы жизнь за всех людей, которых пытался спасти. Это должно было чего-то стоить; и оно стоило. Однако Анджело нарушил слово. Он баюкал Еву в руках и целовал ее, сознательно и добровольно предавая данную клятву. Да, она горевала, да, он был в ужасе. Да, это было простительно, даже объяснимо. Но у каждой нарушенной клятвы были свои последствия, и он боялся, что последствием в конце концов станет невинная жизнь. Не его, нет; но кого-то, кто от него зависит.

– Прошу, не отвернись от меня из-за моей слабости. Не лиши Еву Своего милосердия, не позволь моей любви к ней подвергнуть ее опасности. – Так он беззвучно молился, и губы его чуть заметно двигались, роняя невесомые слова.

Именно этого Анджело боялся больше всего. Что его собственная греховность каким-то образом иссушит поток благословений и лишит тех, за кого он был в ответе, божественного покровительства. А он был в ответе за множество людей.

Когда он навещал монсеньора Лучано перед рукоположением, тот зачитал ему библейский отрывок о Давиде и Батшеве, и имя Батшева не ускользнуло от внимания Анджело. В тот день он с особенной горечью слушал, как царь Давид не отвел глаз от купающейся Батшевы и не оградил ее красоту от своего взгляда. Как не отступился от своего желания, даже узнав, что она замужем за Урией – его преданным военачальником, который годами верно служил царю и стране. Как Давид возлег с Батшевой и зачал с ней ребенка, а потом отправил Урию на верную смерть. Он упорствовал в своих грехах, и каждый из них был тяжелее предыдущего.

Повторял ли Анджело его путь, оставаясь подле Евы? Умышленно ли смотрел на ее красоту и не отводил взгляда, когда должен был? Трудность заключалась в том, что он просто не мог держаться от нее подальше. Это даже не было вопросом выбора. А Ева не была чужой женой, и за нее не отвечал никакой другой мужчина. За нее отвечал лично Анджело. Да, он принес клятву Господу, но еще он дал обещание Камилло. И Ева была – его. Она принадлежала ему с самой первой встречи.

– Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня. Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня. Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся.

Слова Давида звучали будто его собственные. Закончив молитву, Анджело с трудом поднялся на колени и вскинул голову, ища зажженную им свечу и крест над ней – единственные преграды, которые пока отделяли его от кромешного мрака.

Однако теперь по соседству с его свечой горели еще несколько. Ева сидела рядом, тоже склонив голову в молитве и протянув руки к огню. Анджело не хотел ее тревожить, а потому безмолвно дождался, когда она закончит и откроет глаза. Заметив его внимание, Ева подогнула пальцы и взглянула на сложенные горстью ладони.

– Что ты делаешь? – спросил он тихо.

– Сегодня шабат.

Анджело кивнул. Она читала свои молитвы перед католическим крестом. Если ее это не тревожило, то его уж тем более.

– Этими руками, – продолжала Ева, по-прежнему рассматривая свои согнутые пальцы, – мы тянемся к тому, что нам не предназначено, и берем то, что нам не принадлежит. Так, как я всегда тянусь к тебе.

И Ева, наконец подняв голову, вперила в него немигающий взгляд. Так, как я всегда тянусь к тебе. Анджело почувствовал, как учащается пульс, но не отвернулся.

Мы тянемся к тому, что нам не предназначено, # берем то, что нам не принадлежит.

Ева снова опустила взгляд на свои руки и провела пальцем одной по ладони другой – будто миропомазала ее, как миропомазал Анджело епископ на рукоположении.

– Этими пальцами мы касаемся окружающих нас нечистот. Под ногти забивается грязь, линии на ладонях становятся черными. И все же, когда мы воздеваем руки в молитве или мольбе, мы показываем, что даже такие, запятнанные миром, они могут прикасаться к божественному. Вот почему в шабат мы обращаем руки к огню, но подгибаем пальцы, чтобы пламя отразилось в ногтях. Даже наши ногти, самая нечистая часть, способны отражать свет Господа. По крайней мере, так я это понимаю. – Ева невесело улыбнулась и уронила руки на колени, хотя глаза ее так и были устремлены к свече.

Анджело поднял собственные ладони и подогнул пальцы, чтобы ногти поймали отблески огня. Это были не руки ученого, хотя официально он и считался богословом. Нет, они были широкими и грубыми – руки пахаря, а не священника. Такие же были у его отца, осознал он внезапно, когда в глубине памяти шевельнулось смутное воспоминание. Отец ошибался. Он вполне мог стать кузнецом.

Его руки прекрасно это доказывали.

– Огонь очищает, – пробормотал Анджело, разглядывая грязь на ладонях. Пол перед крестом нуждался в хорошей мойке.

Ева кивнула:

– Когда мы совершаем утреннее омовение рук, то споласкиваем правую прежде левой, ставя милосердие выше силы. А еще вспоминаем о близости шабата и об огне или иной силе, которая очищает.