— Привет! У меня для тебя сюрприз. Мы с Копом здесь, собираемся зайти к вам в гости.
Марна в ответ так завопила от радости, что мне пришлось отнять телефон от уха, и громко позвала Джинджер — Коп добродушно хмыкнул.
— Серьезно? Вы правда здесь? Не могу поверить! Давайте скорее к нам! Только лифт не вызывайте — он жутко медленный.
И, издав напоследок еще один радостный возглас, она прервала соединение.
Мы вошли в подъезд, поднялись по лестнице на третий этаж и позвонили в дверь. Стоило нам переступить порог, как Марна бросилась бурно меня обнимать, и в итоге мы с ней очутились на полу квартиры.
— Хватит уже этого щенячьего восторга, поднимайтесь обе. — Это подошла Джинджер. Она закрыла дверь, коротко обнялась с Копом и потормошила носком босоножки Марну, бормоча себе под нос:
— Пожалуй, мне стоит приготовить чай.
Перед тем как уйти на кухню, Джинджер бросила на меня недружелюбный взгляд. Неужели, подумала я, эта отчужденность между нами останется навсегда?
Мы с Марной поднялись с пола, и Марна обняла Копа за талию. Она выглядела, как и всегда, свежо и шикарно — огромные серые глаза, многослойная стрижка на волнистых каштановых волосах, стильная одежда. Кто ходит по собственной квартире в костюмных брючках и босоножках на шпильках? Только двойняшки.
Чуть-чуть осмотревшись в квартире, я поразилась безукоризненной строгости интерьера. Не то чтобы я ожидала какой-то особой роскоши, но здесь не было ни единого цветного пятнышка — всё чисто белое или светло-кремовое, даже картины на стенах выдержаны в черно-белой гамме. Как странно — две, может быть, самые яркие из известных мне девушки обитали в жилье, лишенном красок.
Джинджер прислонилась к дверной раме в проеме, ведущем в кухню, и спросила:
— Говорила с Каиданом в последнее время? — Это были ее первые слова, обращенные ко мне.
У меня засосало под ложечкой.
— Один раз. А почему это тебя интересует?
— Как будто сама не знаешь. — Джинджер, прищурившись, недоверчиво рассматривала меня.
Все внутри меня сжалось в плотный комок нервов.
— Не знаю, — я взглянула на Марну. — Скажи мне.
— Все в порядке, дорогая, — ответила Марна, но это прозвучало неубедительно. Что-то явно случилось.
Тут на кухне щелкнул электрический чайник, и Джинджер волей-неволей перестала сверлить меня взглядом. Я схватила Марну за запястье и прошептала:
— Что там у него?
Марна нервно смотрела то на меня, то на Копа, то в кухонный проем, — но Джинджер стояла так, что ее не было видно, и не могла ничего подсказать. Меня терзал страх, я умоляюще стиснула руку Марны, а потом выпустила, боясь, что иначе перекрою ей кровообращение.
— Они друзья с Блейком, — зашептала Марна, — и много общаются, а мы разговариваем с Блейком, когда нашего отца нет в Лондоне, а его — в Лос-Анджелесе. — Я кивнула Марне, прося продолжать, а она снова бросила взгляд в сторону кухни. — Так вот, похоже, что Каидан… подзабросил работу.
— Кончай ходить вокруг да около! — Джинджер грохнула на стол поднос так, что задребезжали чашки, и, подбоченившись, обернулась ко мне. — Он перестал работать. Совсем. Только притворяется. Как вот она.
— Что ты имеешь в виду?..
Он ведь совершенно точно работал на эту жуткую Мариссу, когда приезжал в Атланту. Я разнервничалась так, что по коже побежали мурашки.
— А ты как думаешь, маленькая тупая…
— Можешь не продолжать! — я перешла на крик. — И не обязательно со мной так разговаривать!
Глаза Джинджер были полны злобы, а мое сердце стучало с бешеной скоростью. Возможно ли это? Каидан в Лос-Анджелесе стал уклоняться от работы? Но это же невероятно опасно! И смело. Безрассудно и прекрасно. Меня охватила эгоистичная радость, а потом ужас, когда я вспомнила, чем такая отвага грозит самому Каидану. Но все-таки рисковать собственной жизнью — это на него не похоже.
— Не понимаю, — прошептала я. — Может быть, он не работает, когда тусуется с Блейком, или что-то такое?
— Повторяю для глухих. Каидан вообще не работает, если только поблизости нет шептунов, а когда они есть, работает только для виду.
От ее язвительного тона мне сделалось нехорошо.
— Хватит уже, — сказала Марна, но сестра ее проигнорировала и, не сводя с меня глаз, с тихой свирепостью в голосе проговорила:
— Сознайся, Анна. Ты этим довольна.
Ее злость ударила в меня, и я невольно сжала кулаки, приняв боксерскую стойку. Сердце гулко билось, как перед дракой, но нужные слова пришли уже давно.
— Ты тут много разного наговорила — и мне, и обо мне, — а я это всё стерпела. Но запомни раз и навсегда. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не пожелаю — тем более не потребую, — чтобы Каидан подвергал себя опасности. Он не должен мне ничего доказывать. Он даже не разговаривает со мной! Понимаю, тебя бесит, что я не прошла через все то же, что и ты, но — хочешь верь, хочешь нет — я отлично знаю, что далека от совершенства, а моя жизнь — не пример для подражания.
— Верно.
— Боже мой, Джинджер! Как мне это тебе доказать?
— Назови мне хоть одну ошибку, которую ты совершила за свою ничтожную, но безупречную жизнь, — потребовала она.
Ох. Ну, ладно.
— Идет. Во-первых, — я не удержалась от печального вздоха, — я влюбилась в Каидана и показала ему свою ауру.
Джинджер победно улыбнулась, а Марна от неожиданности икнула так громко, что подпрыгнула. Коп — я заметила это краем глаза, — спрятал руки в карманы джинсов и уставился на белоснежный ковер.
— Да, глупость несусветная, — сказала Джинджер, — но мы и так знали, что ты дура. Это твоя единственная так называемая ошибка?
— Джин, послушай, — попыталась вмешаться Марна, но я покачала головой: не надо уводить разговор в сторону.
— Нет, не единственная. Когда мы с ним ездили на машине в Лос-Анджелес в прошлом году… — Неужели я в этом признаюсь? При Копано? Джинджер с интересом подняла бровь. И я выдала свой самый большой секрет. — Я тогда хотела… быть с ним. Ну, вы понимаете. А он сказал нет.
Господи! Они так на меня уставились, что мне захотелось спрятаться под стол и свернуться там калачиком. Джинджер подавила смешок; и глаза, и рот у нее округлились. Я не решалась повернуть голову в сторону Копа, но видела, что он словно окаменел.
Через мгновение Джинджер прервала немую сцену, и ее взгляд посерьезнел. Каидан отверг и ее, и меня, это ставило нас в равное положение. И даже если нет, с издевательствами было покончено.
— Дело вовсе не в Каидане, — добавила я, — а в нас с тобой. Я устала от того, как ты со мной обращаешься. А хочешь знать, что печальнее всего? Что ты с первого дня меня возненавидела, а потому понятия не имеешь, как мне нужна похвала от тебя и до чего я тебе завидую.