– Все равно все узнают.
– Ага. Но когда я уже помру. И это замечательно. Увидят, на что был способен Папа. – Теперь у него тряслась и правая рука. Старший Ангел и ее затолкал под себя. Мама, подумал он, а может, я все-таки устал.
Он проживал каждый шаг этого печального танца. Сейчас ему дорого давалось каждое слово. Когда вы умираете, вы умираете постепенно, небольшими порциями. Вам трудно говорить. Забываете, кто рядом с вами. Внезапно впадаете в ярость, гнев или панику. Жалеете, что не святой. Досадуете, что беспомощны. Ни с того ни с сего чувствуете себя получше и начинаете тешить себя ложными надеждами, что вот-вот произойдет чудо. Как будто и без того недостаточно грязного вранья.
Старший Ангел вытащил смартфон и сосредоточенно попытался удержать трясущуюся руку, тыча пальцем в экран.
– Что ты делаешь?
– Пишу сообщение Минни. (Телефон блямкнул – доставлено.) Она сейчас придет.
Через минуту Минни влетела в спальню:
– Ты звонил?
– В шкафу, – сказал Ангел.
Протискиваясь мимо кровати, Минни сообщила:
– Чучело наше вернулся. Во дворе. В хлам просто. Убила бы придурка.
– Que? – переспросил Старший Ангел.
– Да ничего, пап. Это я дяде рассказываю. – Она повернулась к Младшему Ангелу: – Лало. Просила его как человека. Ни черта не слушает.
– Лало? – встревожился Старший Ангел. – Он опять употребляет?
– Все нормально, пап. Я разберусь.
Старший Ангел сердито брыкнул ногой.
– Ну правда, папа. У Лало просто был тяжелый день. Как у всех нас.
– Прости.
– Нет! Да нет же, я не о том!
– Все из-за меня.
– Перестань, папа. Ничего подобного.
– Брат, – начал было Младший Ангел. Но больше ему нечего было сказать, и слово повисло в воздухе.
Минни порылась в шкафу и вылезла оттуда с плоским пластиковым ящиком с защелкивающейся крышкой. Поставила в ногах у Старшего Ангела. Опять скрылась в недрах шкафа и появилась с коричневым шерстяным плащом в руках. С медными пуговицами, длинным, до пола. Кивнула, улыбнувшись, Старшему Ангелу, пожала плечо Младшему, пробираясь мимо.
– Ну, веселитесь, ребята. – И вернулась руководить празднеством.
– Это отцовская полицейская форма, – произнес Старший Ангел. – Дарю ее тебе.
Младший Ангел молча смотрел.
– Можешь потрогать.
Младший потянулся, приподнял – тяжелый. Слегка попахивало нафталином. Рассмотрел пуговицы – потускнели, но орел, ухвативший змею, и кактус отчетливо видны. Он встал, приложил пальто к груди, оглядел себя. Его плечи оказались шире отцовских. А полы длинного плаща заканчивались на два дюйма выше колен.
– А мне он казался гигантом.
– И мне, – сипло вздохнул Старший Ангел.
– Он был совсем коротышкой! – удивился Младший.
– Совсем как я.
– Прости.
– Я тоже раньше думал, что большой. Считал себя крупным мужчиной.
– И я.
Прозвучало двусмысленно и неприятно.
– И что это должно значить? – поинтересовался Старший Ангел.
– Да ничего, – пожал плечами Младший. Уж эту тему он точно не собирался обсуждать.
Он вдруг понял, что картинка семьи, которую они изображали всю жизнь, сплошное притворство. Уронил плащ обратно на кровать.
– Я не хотел, чтобы прозвучало так грубо. Ничего не имел в виду, без обид, ладно?
– Я разочаровал тебя.
– Да перестань, – обернулся к брату Младший Ангел. – Вовсе нет.
– Похоже, я здорово подвел тебя. Так?
– О боже.
– Выкладывай.
– Забей!
– Говори давай! Есть жалобы? Последний шанс, pinche Габриэль.
– Ну ты и скотина. Хорош уже тыкать всем в лицо своей смертью.
Смертью? – задумался Старший Ангел. Серьезно? Что ты знаешь о смерти?
– Отлично, – сказал он вслух.
– Послушай…
– Не смей говорить мне послушай, мистер!
Младший Ангел вылетел из комнаты. Кем ты себя возомнил, а? Что ты мне, мать родная? Он ринулся в кухню и обнял опешившую Ла Глориозу.
* * *
Младший Ангел вернулся, вновь сел в изножье кровати.
– Послушай, – начал он.
Старший Ангел вскинул ладонь:
– Я знаю. Я не был идеальным братом. – Примирительно поднял и вторую руку: – Молчи. Не хочу слышать глупости. «Ты делал все, что мог». Так говорят неудачникам.
– Эй, давай-ка полегче. Смени тон, Ангел.
Братья не смотрели друг на друга.
– Я, возможно, тоже не был идеальным братом, – благородно согласился Младший Ангел.
– Возможно? – хохотнул Старший.
– Заткнись. – Младший Ангел отчего-то разозлился, хотя и сам не понимал почему.
Старший Ангел рассмеялся вновь – горько, почудилось Младшему.
– Да какая разница, верно? – сказал младший брат. Черт, досадно, что голос звучит как у подростка в ситкоме. Хочется, чтобы брат принимал его всерьез. – Никому больше не интересны замшелые семейные страсти. Просто радуйся сегодняшнему дню! – Подскочив с кровати, он схватил плащ. Странно тяжелый. – Ты же хотел этого чертова праздника, так вставай уже, ступай туда и наслаждайся!
– Ты серьезно, Маленький Братишка?
Младший Ангел с гаденьким удовлетворением отметил, что брат произнес слово с сильным акцентом, получилось почти «срезно».
– Ты же веселишься на всю катушку. Давай по-честному. Ну и продолжай. Ты же затеял все это действо для себя лично, так? Какая разница, что я об этом думаю? – Младший Ангел разрывался между желанием зарыться лицом в плащ и швырнуть его на пол. Потом просто положил его в ногах у брата.
Старший Ангел рассвирепел настолько, что чуть не выздоровел.
– Тебе не нравится мой праздник?
– Ну что ты. Он грандиозен.
– Мудак.
– От такого слышу.
– Ты всегда был нюней.
– Ага. Например, когда вы учили меня плавать.
– У тебя все было, – побагровел Старший Ангел.
– Мы что, это всерьез? – Настал черед Младшего Ангела смеяться. – Все было, ну да. По-твоему, на моей улице перевернулся грузовик с конфетами.
– Вот наконец мы добрались до сути! – взбеленился Старший Ангел. – Ты еще смеешь… – Онемев от возмущения, он ткнул пальцем в младшего брата: – Да я голодал, cabron!