– Потом обрезаются…
– Без физиологии.
– Тогда к чему твой, мягко говоря, неумный вопрос?
– Хочу узнать, как ты переносишь самолёт.
– Никак. Я не Мересьев, в небо ни ногой.
– Просто прочитал, что попугаи замерзают в багажном отделении, решил у тебя уточнить, как насчёт кошек.
– Мог бы сразу спросить по существу, а не выстраивать тонкие логические цепочки, которые, кстати, совсем не логичные.
Собака оторвалась от компьютера:
– Я тоже против самолётов. Железные птицы должны жить только в фантазиях пионеров авиации или в аэродинамической трубе.
– С каких пор ты-то против прогресса? Ты же всегда была на острие?
– Да я просто боюсь.
– Я тоже боюсь, только я не просто, а до непроизвольного энуреза.
– Энурез всегда непроизвольный, – поправила Собака.
– Без физиологии, – теперь это сказала Кошка, и я ей подмигнул.
Утром выходного дня всё было хорошо и радужно. Я проснулся в отличном расположении духа, не с бодуна, в гордом холостяцком одиночестве и с твёрдым намерением купить билеты на поезд на всю нашу компанию. Немного диссонанса подпустили соседи, начав прямо с утра концерт для дрели с оркестром. Обычно меня это мало колышет. Но сегодня я почему-то оказался не готов. Всё-таки сидит где-то в глубине этакая недовольная жаба и вылезает, когда всё на мази, чтобы подпортить общую благодушную картину. Или, что вероятнее всего, жаба тут не причём, а всё-таки просто весёлые мудаки-соседи, решившие просверлить что-то такое самое важное, что надо прямо всё бросить, и начать беспощадно, пока все ещё не проснулись, сверлить. Или, как вариант, таким необычным способом они пожелали всему дому доброго утра.
– Не знаешь, у кого свербит?
Собака почесала за ухом, настраивая свои локаторы:
– Где-то сверху, через этаж.
– Да, не… Над нами, только не прямо, а над спортсменом, – скорректировала Кошка.
Я удовлетворённо кивнул, Кошка – акустик знатный. Информация порадовала: если в дело подключится спортивный сосед, то скоро снова воцарится тишина.
– Что там с питанием?
– Приготовь, и будет питание, – фыркнула Собака и уткнулась в ноутбук.
Понятно… Опять всё самому.
– Ты на кухню? – заинтересовалась Кошка.
– На хуюхню! Куда мне ещё по-твоему? В народную дружину, к нашему армуару ходячему, на борьбу со сверлением?
Кошка привычно пропустила мой взрыв негодования мимо своих чутких ушей:
– Сосиски будешь варить, на меня две отчекрыжь.
– И на меня пяток! – заволновалась Собака.
– Говна вам на лопате, – и я пошёл дальше шаркающей сонной походкой.
Откуда-то сверху электрический шмель надрывно тянул свою ноту, скотина такая… Только открыл холодильник – звонок в дверь. Мать-перемать, это кого ещё несёт?
Естественно, в прихожей уже сидела мохнатая парочка.
– Спортсмен, – шепнула Собака, авторитетно поведя носом.
Я кивнул – предупреждён, значит вежлив.
– Я извиняюсь… – начал появившийся в дверном проёме сосед, тоже демонстрируя образцовый этикет.
«Какой же он всё-таки большой… Как карта мира. Только Антарктида у него сверху, как у австралийцев…», – подумал я, параллельно изображая на лице внимательность.
– Я рано… Вероятно, разбудил вас… – бормотал тем временем спортивно-ориентированный человек, глядя на мою заспанную рожу и халат.
– Да нет, я уже на ногах. У нас сегодня поспать всласть не получается, – я кивнул в сторону предполагаемого нарушителя спокойствия.
– Вот! – спортсмен поднял вверх палец, большой, как говяжья сарделька, акцентируя сказанное.
Я, естественно, уставился на этот палец, как дурак, молча ожидая развития сюжета.
– Хочу подняться, попросить, чтобы не шумели.
– У вас получится, – я кивнул с серьёзной рожей.
Сосед тоже кивнул, но уходить явно не собирался. Собака слегка подпихнула меня к дверям.
– Ах, да… – спохватился я. – Давайте я с вами, чисто для массовости, чтобы как в спорте.
И мы пошли почему-то по лестнице, вместо того, чтобы проехать этаж на лифте. Естественно, тут же высыпала на лестничную клетку недавно въехавшая дружная соседская семья. Дети начали наперебой здороваться и спрашивать разрешения погладить стоящую в дверях Собаку.
– На здоровье, – сразу же разрешил я, предвкушая всю глубину собачьего негодования. Кошка уже предусмотрительно сбежала в комнату. Опыт!
А мы остановились напротив двери, за которой без всяких сомнений работал электроинструмент. Спортсмен решительно надавил на кнопку звонка. Я выглядывал из-за его спины, как абсолютно неподходящий по композиции случайный объект. Дрель замолкла, и в квартире раздались приближающиеся шаги. Дверь открылась, и перед нами предстал невысокого роста паренек. Спортсмен вздохнул, собираясь начать речь, но не успел. Глаза паренька округлились до размеров хороших блюдечек, а говоря языком попроще, он чуть в штаны не наложил со страху. В ту же секунду этот образчик маленького человека захлопнул дверь. Спортсмен постоял несколько секунд, потом посмотрел на меня через плечо. Он был в недоумении, и это пугало больше, чем его решительность в желании пресечь утренний шум.
– Я думаю, вопрос исчерпан, – я пожал плечами и, не дожидаясь ответа, пошаркал назад, досыпать в тишине и покое.
Я всё больше и больше склоняюсь к мысли, что когда я покину этот мир, в иной меня не впустят, пока не поклянусь, что мои приживалы меня отпустили.
– Ты куда собрался? – спросила Кошка.
– Пойду, прошвырнусь.
– Куда?
– На улицу!
– Зачем?
– Мне всегда отчитываться, за каждый пук?
– Я спрашиваю не потому, что мне интересно, а чтобы ты подсознательно ощущал ответственность за поступки.
– И проступки, – уточнила Собака.
– Может, мне и не ходить никуда? Буду сидеть дома, читать книги, смотреть телевизор, заниматься самообразованием, учить иностранные языки, жрать, блядь, сосиски упаковками?
– Самообразование – хорошая мысль, рада, что она появилась в твоей голове. А сосиски тебе нельзя. После сорока, чревато.
– Чем чревато? – то есть им, значит, не чревато, а мне чревато…
– Много углеводов.
– У нас вся страна на углеводах…
– Страна на углеводородах… – поправила Собака.
– И лучше она от этого тоже не выглядит, – заметила Кошка.
– И, тем не менее, я сейчас уеду на несколько часов.