– Это из-за темноты? – спросил Эш.
– Н-нет. – Эмма вцепилась в ткань его жилета. – Это б-бывает со мной иногда.
Он крепче сжал ее в объятиях и прошептал:
– Я здесь.
Он не стал расспрашивать ее дальше, но вопросы остались, и он не мог не задуматься. Чутье подсказывало, есть кто-то или что-то в основе причины ее болезненного состояния и страха.
Эмма, Эмма! Что с вами приключилось?
И кого придушить, чтобы покончить с этим?
Через несколько минут Эмма начала успокаиваться. Она уже не так дрожала, и тревога Эша тоже понемногу улеглась. Ведь он уже хотел нести Эмму в деревню и искать помощи.
Хотя со своим раненым плечом и с Эммой на руках он не преодолел бы и половины пути до деревни. Это приводило его в бешенство. Как же он проклинал себя! Ни на что не годен…
– Мне уже лучше. Благодарю.
Эмма попыталась отодвинуться, но Эш не собирался ее отпускать, только крепче обхватил здоровой рукой. По крайней мере на это был способен.
– Спите.
Ее не пришлось долго уговаривать. Несомненно, дрожь, сотрясавшая тело, отняла у Эммы последние силы. И Эш остался в темноте наедине со своими мрачными мыслями.
Поездка не удалась. Он предполагал, что жена будет рада перспективе идиллической сельской жизни без него, а он напомнит себе о первоначальном плане: жениться, сделать ей ребенка, устроить в дальней деревне и через добрый десяток лет воссоединиться со своим наследником.
Но вместо того Эмма надежно устроилась в его объятиях, и он не испытывал ни малейшего желания отпускать ее от себя. Хуже того, он невольно ловил аромат ее волос, благоухавших жимолостью. И презирал себя за это.
Ему бы следовало проклинать Иону, как и весь штат своей прислуги, но он признавал: это ведь его вина.
Как все в его жизни, намерения герцога дали прямо противоположный результат. Да еще с каким впечатляющим эффектом!
Эмма проснулась как будто от толчка. Где она? Ах да. Ее обнимает рука мужа. И он, муж, стал свидетелем ее приступа.
Молодая женщина болезненно поморщилась, вспомнив, как трясло ее накануне вечером. За последние несколько лет у нее было всего пара-тройка приступов этой ужасной дрожи, и последний – несколько месяцев назад. Она-то надеялась, что болезнь наконец отступила. Но, очевидно, ошибалась.
Эмма осторожно повернула голову и бросила взгляд на герцога. Он еще спал, слава богу. Свободная рука уютно устроилась на груди. Вытянутые вперед ноги скрещены в лодыжках. Отдых воина на привале. А вот она, Эмма, лежит в очень неуклюжей позе. Ей стало стыдно, и не только из-за позы. Почему мужчина просыпается таким же красавцем, каким был перед тем, как заснуть? Или даже еще лучше. Взъерошенные волосы, милая глазу щетинка на щеках… Несправедливо.
Выскользнув из-под его руки, она поспешила, насколько это было возможно, привести себя в порядок. Вынула шпильки, пальцами разобрала пряди и, слегка пощипав себя за щеки, вернула им румянец.
Когда Эш пошевелился, Эмма поспешно опустилась на свою сторону дивана и притворилась спящей. Решив, что прошло достаточно времени, чтобы герцог успел окончательно проснуться, она похлопала ресницами и открыла глаза. Поднялась и села, деликатно потянулась, простирая руки к розовеющему за окном утреннему солнцу, тряхнула волосами, чтобы упали на плечи волнами.
Смущенно улыбнулась мужу и заправила за ухо прядь.
– Доброе утро.
«Ну да, я каждое утро просыпаюсь такой красавицей. Вы всякий раз уходите от меня, так вот посмотрите, что теряете».
Он почесал у себя за ухом, как собака, которую одолели блохи, и громко зевнул, протягивая руку за сапогом.
– Сдохнуть можно, как хочется отлить.
Эмма разочарованно вздохнула. Значит, это не сказка про Красавицу и Чудовище. Отлично. Тогда и ей притворяться незачем.
– Такой ужасной ночи и представить себе невозможно.
Он натянул сапог.
– Если, по-вашему, худшей ночи невозможно себе представить, значит, вам не хватает воображения.
– Это гипербола, – возразила Эмма. – Вы знаете, что я хотела сказать. Ночь была ужасная.
– Возможно. Но мы хотя бы остались живы, не так ли?
Герцог встал и протянул жене руку. Она подала свою. Эш помог ей подняться с дивана.
– Вы правы. – Эмма попыталась разгладить смятую юбку. – В прошлом мне выпадали ночевки и похуже. Я знаю, что и вам тоже. По крайней мере этой ночью мы были вместе.
Его взгляд изменился, как случалось в очень редкие моменты. Синий лед растаял, согретый глубоким, невысказанным чувством. Манящий, опасный взгляд. Влекущий. Эмме хотелось бы утонуть в этих глазах.
– Эмма, вы… – Он замолчал, потом начал снова: – Просто не вздумайте к этому привыкать. Вот и все.
– Мне и в голову не приходило, – солгала она.
– Хорошо.
Логика подсказывала Эмме, что у нее нет причин обижаться на эти слова. Тем не менее ей стало больно.
Грохот колес кареты на подъездной дороге нарушил напряженное молчание. Герцог одернул жилет.
– Теперь, с вашего позволения, мне нужно выйти.
Глава 15
– Заходите, заходите же. Я очень рада, что вы здесь. – Эмма передала служанке забрызганную дождем накидку Александры. – Не верится, что вы шли сюда в такой ливень.
– Я всегда пунктуальна, – ответила Александра, приглаживая закудрявившиеся под дождем черные волосы.
– Да, наверное, это ваша обязанность.
– Я принесла хронометр. – Александра поставила свой саквояж на ближайшую скамью, открыла его и достала медный инструмент, похожий на гигантские карманные часы. – Уверяю вас, этот аппарат показывает время с точностью до секунды. Я ношу его в Гринвич раз в две недели, чтобы синхронизировать с меридианом, а раз в год его калибруют.
– Вам не нужно убеждать меня в качестве своих услуг, Алекс. Я доверяю вам и так.
Александра улыбнулась:
– Благодарю.
Эмма повела ее в гостиную.
– Сначала чай. Вам нужно согреться – вы ведь попали под дождь. Потом мы обойдем дом и проверим все наши часы.
– Вам необязательно делать это самой. Меня может проводить ваша экономка.
– Уверяю вас, такая экскурсия будет и для меня очень полезна. В доме есть пристройки, в которых я еще не была.
– Да, но в других знатных домах я подвожу одни или двое часов, а потом дворецкий…
Эмма перебила:
– Этот дом не просто один из «других знатных». Вы сами отрегулируете все часы, все, что здесь показывают время. И будете делать это каждую неделю. А брать за услуги будете в три раза больше.