– Ну-ну, – сонно сказала не поверившая ни единому слову домработница и, вспомнив, что ее ждет теплая и, что не часто бывает, не пустая кровать, без дальнейших расспросов ушла к себе.
После последних фактов из жизни Матвея Козаря исписанный листок смотрелся совсем иначе. Клава сидела на крыльце и изучала записи Федора Осиповича.
– Держи, – Карл подошел тихо и протянул ей кружку.
– Что это? – машинально спросила она.
– Яд и два сахара, пей, в четыре утра самое то, – пытался шутить уже полностью проснувшийся шеф.
– Вот, смотрите, – отхлебнув горячий кофе из кружки, Клава расстелила листок на еще мокром крыльце.
– Да видел я его сто раз, мне кажется, что меня ночью разбуди – я его наизусть опишу.
– Как вы думаете, эти кресты, что они означают?
– Я думал, кладбище или церковь, но ни одно мое предположение не подтвердилось.
– Хорошо, а теперь смотрите на эти кресты и слушайте, что узнала Инна Викторовна. Семья Козарь жила в Зареченском более ста лет, им здесь принадлежало все и даже больше. Так уж случилось, что род их идет от немцев, которые еще при Петре приехали покорять «дикую» страну и остались здесь навсегда, – сказав это, Клава уставилась на Карла, будто ждала, что его должно осенить.
– Что, мне эта информация должна была что-то дать? Я пока по-прежнему в том же тупике.
– Но немцы – католики, посмотрите, кресты нарисованы не хаотично, это могилы, – возразила Клава.
– Но мы были на кладбище, там нет таких могил.
– А вот это, – Клава указала пальцем на самый большой из нарисованных крестов, – я думаю, означает часовню. Получается, могилы находятся под часовней. Давайте предположим, что у зажиточной семьи Козарь был свой семейный подземный склеп. Вот это, – Клава вновь ткнула в листок, – не просто линии, это ступеньки, которые спускаются вниз в склеп.
– А возможно, – оживился Карл.
– Конечно, – воодушевилась Клава, увидев наконец заинтересованность. – И вот под этим крестом написано «Марфа», возможно, это какая-нибудь бабка нашего Матвея Григорьевича.
– Осталось только найти эту часовню, – сказал Карл, с любопытством рассматривая записи Федора Осиповича.
– Так в том-то и дело, – усмехнулась Клава, – я думаю, что мы с вами вчера ее нашли.
* * *
– Пойдемте проверим, ну, пожалуйста, – копировал Клаву Карл. – Прицепились как банный лист к одному месту, зачем я только повелся на ваши уговоры, вообще Краснодар и вы в частности на меня плохо влияете. Я стал каким-то мямлей, слушаюсь вас, подчиняюсь, обычно за мной этого не замечалось.
Когда Клава все-таки уговорила Карла проверить ее версию, они пришли к месту вчерашних страстей. Вырванные ворота грудой ржавого железа лежали рядом со входом, а немецкая машина смерти даже сейчас, семьдесят шесть лет спустя, наводила ужас и вызывала отчаянье и тошноту. Казалось, что не коррозия, а души погубленных людей разъедали старый механизм, как бы говоря, что такое не должно существовать на свете, что это против природы, против мира, против бога.
Клава сегодня была активна как никогда, её глаза горели от предвкушения разгадки, раньше она не замечала, что она настолько азартна. После тщательного обследования именно она нашла люк в полу, он находился между колес машины смерти, поэтому вчера на него никто не обратил внимания, плюс ко всему он был накрыт старыми, почти разъеденными временем матрасами, с трудом подняв крышку, они увидели лестницу с каменными ступеньками, ведущую вниз, она была узкая и вся покрыта плесенью и мхом. Именно спускаясь по данной, честно скажем, не очень устойчивой конструкции, Карл ругал себя. На самой скользкой ступеньке Клава поскользнулась и налетела прям на Карла, тот тоже не устоял, и они кубарем скатились с лестницы.
– Мне страшно спросить, чем ты уткнулась мне в лицо, – выдохнул Карл, когда понял, что остался жив, да и спутница подавала признаки жизни.
– Оставьте свои предположения при себе, – неуклюже поднимаясь, сказала Клава. – Это всего лишь мой живот, – и, подняв свой фонарик, вдруг заплакала.
– Ты ударилась? – Карл тоже поднял фонарь и посветил на неё.
– Нет, – хлюпая носом, ответила она и стала отряхивать очередное платье, на сегодня оно было грязно-зеленого цвета, – я платье порвала, – шмыгая носом, сказала Клава.
– Нашла из-за чего переживать, – как-то резко перейдя на ты, хихикнул Карл. – Вашу одежду уже давно надо кому-нибудь отдать.
– Кому? – Клаве стало обидно за свои такие удобные платья, правда, сегодняшнее было окончательно испорчено, вместо двух удобных разрезов по бокам у него теперь было два разреза почти до пояса. – Бедным голодающим женщинам Африки их послать?
– Ну, если им подойдет ваш размер, то не такие уж они и голодающие, – веселился Карл, тем временем осматривая помещение, куда им пришлось скатиться.
– А почему вы перешли со мной на ты? Я, по-моему, с вами на брудершафт не пила, – решила подерзить Клава в отместку за его шутки.
– Ну, ты, по-моему, вообще не пьешь, но ты сделала больше – ты объяснилась мне в любви, – веселился Карл.
– Как вам не стыдно вспоминать, я тогда думала, что умираю, я бы даже Саньку в тот момент это сказала, – как могла, оправдывалась Клава.
– Ну, не знаю, не знаю, кстати, а почему вы не пьете? – поинтересовался Карл. – Аллергия?
– Да, с детства видела, как это плохо, вот аллергия и выработалась, на эту тему я рассуждать больше не хочу, – было видно, что именно этим вопросом он задел Клаву за живое.
– Это ваши страхи, – уже без иронии заговорил Карл. – Постоянно с ними жить нельзя. Не хотите пить – не пейте, но и бояться этого так сильно тоже не стоит, иначе этот страх вас накроет и сожрет. Лучший способ стряхнуть страх – это перестать к этому относиться как к абсолютному злу, дай ему шанс на существование, миллионы людей раз в месяц, по пятницам или просто на новый год выпивают, не становясь алкоголиками. Тебе не обязательно пить, но люто ненавидеть тоже не надо.
– Легко сказать, – вздохнула Клава.
– А ты знаешь, Клава, ты умница, кстати, на ты я перешел после того, как твоя пятая точка побывала у меня на лице, и не надо меня убеждать, что это был живот, мне тридцать, и я знаю, как эти места отличить, так вот, я хотел сказать, что ты нашла склеп. Вот смотри, это, видимо, прадед его Кирхнер, после уже начинается фамилия Козарь, видимо, дед Кирхнер не родил пацана, а девка уже продолжила род под фамилией Козарь.
– Так, ищем Марфу, – подключилась Клава и с фонариком наперевес стала ходить от плиты к плите.
Трудно было понять размер помещения, фонарики были карманные и не охватывали всей площади семейного склепа. Квадратный же люк в потолке почти не пропускал свет, так как над ним стояла машина.
– Как у вас? – крикнул Карл.