34
Майя стояла на пороге комнаты Нофар и не решалась войти. Внутри у нее мигала красная тревожная лампочка: тебе сюда нельзя! Стоял полдень; в доме было пусто. Отец ушел на работу, мать – тоже, а старшую сестру только что увезли на очередное ток-шоу.
Пока Нофар была в Польше, Майя наслаждалась тишиной. Целую неделю чувствовала себя единственным ребенком в семье. Но когда они поехали за старшей сестрой в аэропорт, мама сказала: «Как здорово, что она наконец возвращается! Больше не будешь скучать в пустом доме!» – и оказалась права. Как только Нофар вернулась, в доме вновь воцарился бардак. В какой-то школе на севере страны двух парней признали виновными в групповом изнасиловании, но жертва говорить с журналистами отказалась. Поэтому все стали просить высказаться Нофар. Вот уже три недели старшая сестра кочевала из студии в студию. Младшая же сидела одна в квартире, где снова было невыносимо тесно, хотя и не было ни души. И вот она застыла на пороге чужой комнаты.
Майя, тебе сюда нельзя.
Она подошла к шкафу и заглянула внутрь. Блузки, брюки, платья – все это Нофар присылали пиарщики из домов моды, в надежде, что она будет носить их продукцию и постить фотографии в интернете. «Ваша дочь – трендсеттер», – сообщил один из посыльных матери, потрясенной обрушившимся на дом водопадом одежды. Майя хорошо запомнила, что он даже не назвал Нофар по имени. Сказал: «ваша дочь» – и сразу стало ясно, о ком он. Майя осторожно подвинула гору сложенных в шкафу брюк, заглянула за кофточки и проверила под майками. Нет, это не здесь.
Она закрыла шкаф и села на кровать – простыня пахла сестрой. Майя решила поискать в ящиках стола. В верхнем нашла шкатулку с украшениями – каждая из них получила такую от родителей по случаю бат-мицвы, – а в ней два медальона на цепочке. Один в форме сердца, другой – в форме медвежонка, и оба показались ей ужасно детскими. Были там также пузырек нежно-розового лака, которого Майя никогда на ногтях у Нофар не видела, и наполовину пустой пузырек ацетона. Однако на это сейчас времени не было. Майя задвинула ящик, выдвинула следующий, и не смогла сдержать удивленную улыбку: там лежала нераспечатанная упаковка презервативов. Для верности Майя пересчитала дважды. На упаковке было написано, что презервативов восемь, и их действительно было восемь. Рядом с презервативами лежало четыре красивых камня, и один из них – кристалл – Майя узнала. Много лет назад они ездили всей семьей отдыхать, и она смутно помнила, что поссорилась с сестрой как раз из-за этого кристалла. Нофар кричала: «Мой!» – а Майя: «Нет, мой!» – пока папа в конце концов не заявил: «Будет мой!» Похоже, Нофар выпросила камень себе, когда они вернулись домой. До этого момента Майя ни про кристалл, ни про ссору, ни про отцовское вмешательство не вспоминала, но сейчас вдруг обиделась так, будто все произошло вчера. И возможно, именно обида помогла ей решиться открыть третий ящик. Там лежала коробочка из-под духов, в которой были спрятаны две сигареты и зажигалка. Интересно, Нофар их купила или стащила из тайника Майи? Возле коробочки валялся помятый билет с концерта в парке «Яркон». На этом концерте они с Нофар подпевали певице с таким энтузиазмом, что обе осипли. Мать сидела сзади и притворялась, что получает удовольствие, но сестры знали, что для нее это мука мученическая. И заценили мать – и концерт – еще больше.
Майя задвинула последний ящик. Пора уходить из этой комнаты. В школу она сегодня уже не пойдет. Она пойдет в свою комнату, накроется одеялом, уснет, и никто ее исчезновения не заметит. Но вместо того чтобы выйти из комнаты Нофар, Майя легла в ее кровать и натянула одеяло на голову. Здесь Нофар спит каждую ночь. Здесь ее тело отдыхает. Если закрыть глаза, можно, наверное, почувствовать, каково это – быть Нофар. Майя понюхала хлопчатобумажную простыню. Провела по ней рукой. По телу разлилась приятная усталость, и Майя отдалась ей. Через наполовину поднятые жалюзи в комнату проникал полуденный свет. Майя повернулась к нему спиной, придвинувшись к темной прохладной щели между кроватью и стеной. Еще миг – и придет сон. Но в тот самый момент, когда ее отяжелевшая рука провалилась в узкий зазор между стеной и кроватью, она вдруг нащупала нечто, похожее на тетрадь. И дремоту как рукой сняло.
В комнате ничего не изменилось: мягкий полуденный свет по-прежнему лился в окно, прохладное хлопчатобумажное постельное белье все еще пахло Нофар, тело Майи лежало на кровати в точно той же позе, а рука замерла в зазоре между кроватью и стеной. Однако сна у нее сейчас не было ни в одном глазу, а руки больше не казались свинцовыми от усталости. Тетрадь словно била Майю слабым электрическим током.
Да, она еще могла уйти. Встать и уйти.
Но нет. Тетрадь словно приковала ее к месту, и – еще до того, как Майя в нее заглянула, – сама заглянула в Майю. Заглянула – и увидела ее настоящую.
На чтение ушло меньше десяти минут, а на то, чтобы понять, что случилось, и того меньше. На первых страницах у старшей сестры был хорошо знакомый Майе почерк – похож на ее собственный, только более красивый и округлый, но затем, после нескольких пустых листов, он вдруг изменился. Буквы стали маленькими, угловатыми. Они торопились, толкаясь, добежать до конца строчки, как будто за ними кто-то гнался. А на бумаге виднелись следы слез – там, где фиолетовые чернила расплылись, а потом подсохли.
«Все, что я сказала, – неправда. Я это выдумала, а он за это расплачивается».
Майя положила тетрадь на место. «Этого не было, этого не было, этого не было», – пел у нее в голове хор голосов. Подозрение, возникшее в президентской резиденции, превратилось в установленный факт. Авишай Милнер не трогал ее сестру. И даже не пытался. Не было никакого нападения. Слава, всенародная любовь, парни, которые сейчас наверняка стояли вокруг ее сестры кружком, – все это Нофар получила обманом.
Голова у Майи кружилась. Надо было срочно присесть. До своей комнаты Майя не дошла – в коридоре почувствовала слабость и сползла на пол. Это необходимо остановить! Нельзя же посадить человека в тюрьму просто так! Это несправедливо! Это нечестно! Она представила заголовок в газете: «Сестра пострадавшей рассказывает правду: Авишай Милнер невиновен!» Какая смелость! Какая честность! Какая вера в справедливость! Какая порядочность! Она будет плакать в утренних передачах, плакать в вечерних новостях, плакать на обложке журнала «Досуг»… Она просто обязана взять себя в руки и немедленно начать действовать! Однако Майя продолжала сидеть на прохладных плитках пола и, сама того не замечая, круговыми успокаивающими движениями поглаживала щиколотки.
Пальцы у них были разные: у Майи – тонкие, у Нофар – потолще. Однажды Нофар взяла у Майи кольцо, но надеть не смогла. Но щиколотки у сестер были одинаковыми – Майя заметила это, когда мама повела их покупать обувь. И, хотя сейчас это никакого значения не имело, Майя все равно стала об этом думать. Начала составлять в голове подробный список тех частей тела – включая ногти на ногах и ресницы, – которые у них были похожими, и тех, что отличались.
Она даже не услышала, как открылась входная дверь. Поэтому, когда Нофар и мама над ней склонились и, глядя встревоженными глазами, стали спрашивать: «Маечка, что случилось? Почему ты на полу?» – она ужасно испугалась.