Каждый раз обсуждение свадьбы и новые просьбы денег заканчивались слезами Рахили, обвинениями в нелюбви, в плохом отношении и бессонницей. Ссоры и примирения, выяснения и жалобы на отношение соседей, на горожан, до сих пор не принимающих Рахиль, раздражали Владимира. Он и без того часто ездил в ближние городки, ночевал где придётся, стремясь успеть с военными сборами, уставший возвращался к Рахили и вновь сталкивался с требованиями помощи, с просьбами серебра или с пожеланием прислать пару десятков мастеровых для домашних работ. Натянуть шатры, разместить столы, сложить очаги временных печей — чего только не придумывали бабки, вдохновляя Рахиль.
Последняя ссора стала наиболее бурной, превзойдя все предыдущие. Владимир слишком устал от своих хлопот, слишком много сил тратил на дела ратные, которые шли далеко не так споро, и не сдержался в разговоре с Рахилью. Сперва она спросила Владимира о венчании в церкви, умоляла позвать раввина, на что он ответил отказом, сумев отговориться тем, что простолюдины и горожане не одобрят чужой веры. Затем Рахиль потребовала, чтобы князь отказался от поездки на колеснице. Мол, колесница слишком мала, в её положении рискованно ездить, сидя на птичьих жёрдочках. Договорились украсить простые повозки, прокатиться по городу и вернуться к месту гулянья, где уже будут топиться печи, поспеет кушанье, обжарится мясо. Но в завершение разговора Рахиль спросила, как, по русским обычаям, полагается выкупать невесту?
— Выкупать? — не понял Владимир. Ему казалось, разговор идёт о шуточных выкупах соседям и родственникам. — У нас этим занимаются сваты. Пряники, пироги, пару чарок вина, вот и весь выкуп. Не волнуйся, всё будет хорошо!
— Хорошо? Так я что, не стою и золотого? — Губы невесты задрожали, она вновь готова расплакаться. Владимир подумал, что всему виной беременность, и ответил, гася возмущение: — Почему? Ты мне очень дорога. Никакой казны не хватит, честно.
— Знаешь, есть обычай выкупать невесту у родителей. Если б они успели приехать, ты не смог бы взять меня в жёны без выкупа! Или просто за красивые слова! Выходит, тебе повезло, что они далеко! Хакан имеет много жён, но каждой дал столько серебра, сколько она весит.
— А у нас совсем другой обычай, — вспылил Владимир. — Родители дают за невесту приданое! Боюсь, мы поспешили с приготовлениями! Ты меня измучила своими капризами! Понимаешь?!
В эту ночь князь спал в княжеском доме, проклиная опрометчивое решение. Порыв души принёс ему одни страдания и ссоры. Даже в день свадьбы он, натужно улыбаясь, вынужден был сурово предупредить невесту:
— Или ты слушаешь меня во всём, с первого шага до последнего, или я разгоню бездельников и устрою пир для дружины накануне похода! Выбирай!
Но и после этого свадьба не стала праздником. Шума, плясок, веселья среди гостей хватало, дым со двора разносился по всем улочкам, и редкий горожанин не заглянул к столам, не принял чарку от виночерпия, не пробовал пирогов и пареной рыбы, не любовался золотистым гусем, что стоял на столе молодых.
Многие радовались за князя, поздравляли, желали добра, но вот протолкался Куцай и, отводя взгляд, попросил:
— Надо пошептаться, князь. Я вспомнил. О Святославе вспомнил!
Владимир с тоской глянул на сочный кусок жареного мяса, к которому не успел притронуться, вытер пальцы и встал, жестом успокоив жену. Мол, я скоро. Отошёл от стола вслед за Куцаем. Пришлось забраться в дальний угол, к месту, облюбованному князем для обучения ратному мастерству. Крутко шёл следом, и два телохранителя держались вблизи: кому праздник, кому самая тяжкая работа, из толпы легче всего метнуть сталь, и поди сыщи злоумышленника.
У стены, у пятачка, прикрытого навесом, в тени под соломенной стрехой Куцай остановился.
— Владимир, я вспомнил! Сам не мог понять, кто сгубил Святослава. А нынче вспомнил. Твой отец заехал к мастеру ковалю, из ромейцев, Претич просил. Вот...
— Да, ты сказывал уже, — кивнул Владимир. Крутко молчал, приглядываясь к вспотевшему от волнения Куцаю. Тот смахнул рукавом капли со лба и заторопился:
— Верно. Вот на дворе у кузни и случилось. Ромеец хвастал оружием, вертел кинжалы, мечом вымахивал, фокусничал. И бросил князю нож, не подал, а бросил, как бы в шутку. Святослав задумчив был. Не словил. Рука не поспела. Я поднял кинжал и метнул обратно, а мастер...
— Куцай, ты о чём? — перебил запыхавшегося воина Крутко. — Дело говори...
— Так я и говорю! Оцарапался князь. Кровь слизнул. Вот что! Слизнул кровь с пальца. А рукоять черна была, то ли от сажи, то ли смазана чем... могло так статься? Могло?
— Эвон что! Стрелы ведь мажут ядом, — смекнул Крутко.
— Стрелы? А ведь верно, — согласился Владимир. — И где этот мастер? Дорогу знаешь?
Куцай лишь плечами пожал:
— Пусто там. Заколочено. Соседи его не привечали. Некого спросить.
— Ничего, найдём, — выдвинулся вперёд Горбань. Посмотрел на обеспокоенного Куцая и заверил Владимира: — Найдём! Никуда не скроется.
— Только не спешите хватать, — решил князь, — умней приглядеться к ворогу. Ежели он лазутчик. Надо узнать, кем послан. Верно?
Тут разговор оборвался. От столов донёсся шум драки, и князь с друзьями поспешил к пиршеству.
Так часто случается, мирное гулянье да пляски во хмелю завершаются сварами. Отдыхающие рядом хазаре и дружинники могли поладить, лишь имея трезвые головы. Выпитое сказалось, и возле столов сцепились сначала двое, потом ещё пяток воинов, а потом драка покатилась вглубь, захватила стражу. Как ни старался Крутобор, как ни втолковывал старшим, чтоб присматривали за горячими головами, побоища не избежали.
И трещали настилы, мелькали остатки снеди, разливалось пиво, когда десятки наёмников и киевлян сошлись в рукопашной. Спешили к месту драки телохранители, кричали Улгар и Владимир. Но в полутьме летнего вечера, в гаме нет старших, нет закона. Кто там разглядит князя? Кто услышит Улгара? Зато свист сабли и предсмертный рык поверженного воина услыхали.
— Стоять! Иначе всех казню! — кричал Крутко, подгоняя десяток стражей с копьями в руках, оттесняющих драчунов, разводя их по разные стороны от гибельного места.
— Кто обнажил сталь?! Выходи!
Над убитым воином, а им оказался хазарин, склонился Улгар.
— Саблей ударил, саблей! — удивился хазарин, разглядев характерный след на теле.
— Свои же ударили! — крикнул киевлянин. Но ему не верили, потому что человек с оружием поспешно отступал, скрываясь за спинами товарищей. — Дак, у хазар тоже ножи!
— Вы что творите?! — Владимир выступил вперёд и жестом приказал страже взять скрывшегося воина.
Раздвигая копьями ошарашенных вояк, стражники, выбив оружие, скрутили запасливого.
— Что, засиделись?! Много силушки, девать некуда?! — кричал Владимир, окончательно расстроившись. Он знал, что, если не погасить свару сейчас же, если не развести враждующие стороны, можно потерять армию. А значит, похоронить надежды на успешный поход. В схватках и внутренних распрях кроется огромная опасность. Так скверно сваренное железо может ржаветь изнутри и рассыпаться при первом ударе… — Завтра же выступаем! Погляжу на вас, смельчаки! Погляжу! Все, кто был здесь, первыми войдёте в Тверь! Первыми на стену полезете! Ясно!