Хазарский пленник - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Сумный cтр.№ 66

Пропустив охрану вперёд, князь вошёл во двор. Рахиль стояла у крыльца, ждала. Она уже привыкла, что дружинники вечеряют вместе с хозяевами, потому и не спешит отпускать прислугу.

— Умоешься? — спросила она, протягивая князю льняное полотнище, украшенное по краям нехитрой вышивкой. Она во всём старается походить на жену, берёт пример с соседок, но почему-то те сторонятся, никак не принимают её в свой круг. Завидуют, что ли? Или жалеют Рогнеду, что безвылазно сидит в его доме как наложница.

После шумного ужина, где дружинники рассказывали, как князь мучил возницу, как спугнул зайца, да не попал, обо всём рассказывали, принимая князя как своего собрата и соратника, после споров о пользе колесницы и её недочётах, Владимир остался с Рахилью. И был удивлён её вопросом:

— Влодко, скажи, я жена тебе или просто наложница?

Он не называл её женой, но и не принимал слова «наложница», которое казалось князю тёмным, в нём содержался какой-то дурной смысл. В разговорах с близкими он говорил — моя женщина. Теперь приходилось думать: как ответить на простой вопрос, а верней, как его решить? Ведь когда-нибудь нужно решать? Она уже не первый месяц носит дитя. Будут его дети законными наследниками или нет? Нужно решать. Она права, не стоит откладывать.

— Не говори мне сейчас. Подумай, — попросила Рахиль. Казалось, она боится его гнева. Опасается потерять то, что имеет. — Или ты собрался взять женой Рогнеду? Мне обидно. Что я делаю не так, научи, мой князь? Почему лживый византиец тебе становится другом, а я остаюсь чужой? Думаешь, его подарок от чистого сердца?

— Забудь Калокира, — сказал Владимир и усмехнулся, вспомнив его пророчества. — Не будем о политике. Лучше скажи, когда сыграть свадьбу? Как ты думаешь? Только смотри, судьба князя не всегда сладка... могут и убить, могут изгнать, всякое бывало.

Но Рахиль не слушала. Она радостно обняла Владимира, прижалась наливающимися грудями, прошептала:

— Я счастливая! Владимир! Я самая счастливая! Не говори ничего, всё будет хорошо. Увидишь. Ты только не думай, что я дура и ничего не понимаю в жизни. Может, женщины и не воюют, но понять, кто враг, кто друг, они умеют сердцем, не хуже воинов! Ах, я так рада, не знаю, что говорю, не слушай меня. Лучше ответь, мы сможем стать супругами? Какие обряды приняты у вас?

Милое щебетанье возбуждённой Рахьи убаюкало Владимира, и вскоре он незаметно провалился в сон. День вымотал юного князя, принёс новые надежды, и усталость взяла своё. Сон лёгок, ведь хлопоты и многочисленные неувязки теперь не пугали, князь отмёл их, позволив себе радостное предвкушение победы. С радостью и лёгкостью мыслей он сомкнул веки.

Никогда бы не подумал, что станет тосковать по выгоревшему знойному небу Константинополя. По синей пустоте с духом сухого дерева, с запахом вяленых абрикос и перезрелой шелковицы, которую называют смоковницей в библейских легендах. Нет — небо, конечно, не пахнет, но когда он целовал Анастасию, принимая в своём скромном жилище, за стеной на слое блестящей золотой соломы сушились абрикосы. А шелковица уже облетела, и последние тёмные плоды падали на солому, пачкая сморщенные абрикосы сладким чёрным соком.

Никогда бы не поверил, что небо может сниться по ночам, назойливо, упрямо, как лица друзей или Анастасии. Она осталась одна в окружении врагов, а он, мастер огня и летающего кинжала, бог войны, как она говорила в редкие минуты откровения, будет скитаться по землям русинов, по славянским городам долгие годы. Четыре? Нет, почти пять лет он в изгнании. Пять лет.

Выйдя во двор, мастер зло сплюнул на шлак, на пыльный уголь, и с натугой распрямился. Спина. У него уже побаливает спина. Это ли не признак старости? Старость в неполные пятьдесят? Глупости. Но ведь болит! Управляться с кузнечным молотом всё тяжелее, суставы отзываются ломотой, видно, простудил зимой, когда увязался за Глебом на охоту. Валялся в лесу, сливаясь с сугробами и радуясь, что стал незаметен, караулил. Вот тебе и радость.

Если бы не мальчонка ученик, преданный и влюблённый в кузнечное ремесло, кто знает, как могло обернуться. Бредил, пил липовый отвар с гречишным мёдом, похожим на смородиновый кисель, вязким и тягучим, кашлял до боли в груди и плавал в поту. Мальчонка не отходил, спасал учителя.

А всё же поднялся. Преследовал Глеба, выискивал щели, добрался до бестолковой любовницы князя, а всё зря. Глеба столкнули со стены, нашлись умельцы. Никогда не верил в побасёнки о самоубийстве князя. Коль на руку Владимиру, значит, подсуетился. Настоящий враг объявился. Настоящий противник, подрастающий горлохват. Надо успокоить его. И бежать... хватит жить нелепыми мечтами. Пока он мог терпеть, терпел, а сейчас — время возвращаться. Стрела Владимиру — последнее дело. Стрела — как зарок, как дань памяти ушедшей любви и горячей молодости. Тогда всё казалось простым и осуществимым. Кольцо, смазанное ядом, открывало дверь к власти. Власть открывала дорогу к трону. Анастасия взошла к нему. А он? Мастер огня... всё скитается по пустынным землям, всё ждёт. Чего? Ей тяжело в столице, в окружении врагов. Цимисхий не мальчик, слышно, как трещат швы империи, стягиваемые его лапами. Быть женой узурпатора — мука. Именно потому он согласился помочь ставленнику Анастасии — Ярополку. Но Владимир не сидит на месте. Поди угонись. Теперь-то догнал, и стрела готова, маленькая, не каждый различит. В этом вся суть. Не различат. Не заметят. А позднее, когда разгадают, все следы травой зарастут ^[17].

Следы? Он стал мыслить как славянин, даже вертит на языке смешные присказки, даже привык поступать как киевлянин, а не византиец. Вот что делает с нами время. Страшно признаться, но он носит при себе коготь филина, потому что здесь существует поверье, что так отвращают зло. Здесь... он так давно живёт у Днепра, что верит в славянские поговорки. Но довольно, пожил, время вернуться. Да ведь верно, старого пса к цепи не приручишь. Как раз о нем.

Пора возвращаться. Последняя стрела, и он покинет Киев, отправится в Болгарию, а там и к морю, к берегу единственной любви, который снится по ночам. Снится вместе с запахами пены, и даже медузы, которых он ранее не терпел, кажутся желанными. Увидеть бы их, прозрачных, чуть белёсых, восковых, с фиолетовым отливом скользких тел в толще воды, немыслимо прозрачной, вздыхающей в такт волнению, на фоне каменистого дна, светлого песка, цветастой гальки. Увидеть, окунув в море свои колени, простуженную грудь и забыть обо всём. Власть? Зачем ему теперь власть? Анастасия уже не вернётся. Он понимает это. Пять лет шёл к старой истине — в одну реку нельзя войти дважды, и наконец постиг. В прошлое нельзя вернуться. Нельзя. Всё, что будет, будет совсем не так, как мечталось.

Да будет ли вообще?