Во время одной из таких отлучек — в широкую долину ручья — произошло странное. Позади — на перегибе склона — появились две точно такие же упряжки. Они спустились вниз и остановились, как бы преграждая разведчику путь обратно. В то же время впереди из-за поворота русла показалась третья упряжка. Она тоже не пошла на сближение. Человеку на нарте как бы предлагался выбор — подъехать к кому-то самому или попытаться спастись бегством. Каюр выбрал первое и двинулся вперёд.
Упряжка остановилась в десятке метров. Погонщик — он оказался довольно маленьким — соскочил на снег и пошёл к тому, кто преграждал ему дорогу. Это был, безусловно, воин — высокий, широкоплечий, он стоял возле своей нарты с копьём в руке. Они не обменялись приветственными жестами, хотя, кажется, были знакомы. Их разговор продолжался вряд ли больше пяти минут. Потом разведчик вернулся к своей нарте и тронулся в обратный путь. Никто ему не препятствовал.
Глава 15
ОШИБКА
Долина реки, шириной в добрый десяток километров. Вдоль русла — лес. В этом лесу чернеет неправильный многоугольник острога. Он кажется ничтожно маленьким на фоне бескрайних пространств арктической пустыни. Но он есть, и в нём — частица силы великой империи.
Огромное — по здешним меркам — оленье стадо медленно уходило на северо-запад. Собственно говоря, никто из животных в этом направлении не двигался — они перемещались туда-сюда и обратно, выкапывая ямы в снегу, ссорясь из-за них с самками. Общий вектор движения задавали люди — они ехали на оленьих упряжках впереди, сзади и на флангах стада. Животным было всё равно, что за люди пугают крайних — двуногих хищников они не любили, но мирились с их присутствием. Какое-то время назад эти хищники были другими — иначе пахли, иначе кричали на тех, кто хотел чуть больше свободы. Потом одни двуногие напали на других, и на снегу осталось лежать несколько десятков трупов — оленям было всё равно.
Войско было отмобилизовано, снаряжение укомплектовано — уже давно. Служилые устали ждать команды — день, три, неделю... Им стало казаться, что над ними просто издеваются — за такие-то деньги мы должны ещё и спать в торбазах?! Никто, конечно, в верхней одежде не спал, но... Но команда всё-таки поступила — в поход!
Войско выползло из острога подобно толстой длинной змее. Ему нужно было догнать уходящее на бескрайнюю тундру стадо. До него было далеко — несколько десятков километров, — но встреча неизбежна. В зимней тундре дарят свои законы, и людские желания мало влияют на них. Скорость движения большого стада меньше, чем скорость грузового каравана, значит, они встретятся. Люди могут ускорить движение или замедлить — значит, встреча состоится чуть раньше или чуть позже — не более того.
Это была погоня, но погоня медленная, рассчитанная на несколько дней и обречённая на успех. Примерно в центре воинского каравана ехали широкие сани, на которых был каркас, обтянутый шкурами, — настоящая кибитка. Любоваться природой из неё было трудно, даже если б кто-то и захотел, но внутри было относительно тепло. Там находились двое — грозный начальник всей этой окраины Российской империи и его жена, ставшая «русской» совсем недавно. Она запомнила уже довольно много чужих слов и могла объясняться не только на языке жестов.
Эта кибитка — явление здесь уникальное — была центром жизни всего войска. Полдюжины служилых толкали её на подъёмах или придерживали на спусках. Когда подъезжал кто-нибудь из наблюдателей или разведчиков, сотник торопливо говорил с приехавшим через толмача, а потом бежал к кибитке с докладом. Впрочем, сюда с докладами совались все — командиры авангарда и арьергарда, начальник обоза и командующий артиллерией. Да-да, имелась и артиллерия — две маленькие медные пушечки, установленные на нартах.
Его благородие Иван Дмитриевич Петруцкий был зол до чрезвычайности. Если бы не присутствие Марфы, многие из докладчиков в итоге не досчитались бы зубов. Мало того что он не пил уже третий день подряд, ещё и дела все шли как-то по-дурацки. В остроге пред самым выходом обнаружилась подпольная винокурня. Точнее, стало ясно, что она есть, но вот где? Троих служилых он снял прямо с постов — запаха почти нет, а лыка не вяжут! И под батогами молчат, суки, только зубы скалят, как волки. Что-то вроде бунта или мятежа в остроге назревало давно — казаки не солдаты, армейские строгости им в тягость. Всё не находилось повода ухватить за кончик да размотать змеиный клубок заговора, а теперь вот зацепка нашлась, и на тебе — таучины! И ведь не просто так обозначились, а чуть ли не всё казённое поголовье угнали, мерзавцы! Ведь знают же, что увести не смогут... В общем, казалось коменданту, что проклятые иноземцы просто подгадить ему решили.
Обольского драгунского полка капитан Петруцкий Иван Дмитриевич возлежал на шкурах и разговаривал с женой Марфой. Зная, что она всё равно не поймёт, говорил о сокровенном — как на духу. Женщина водила гребнем по его волосам и что-то лепетала в ответ — по-своему. От этого лепета боль и тяжесть на душе слуги государева постепенно рассасывались: верилось ему, что всё содеянное не напрасно, что всё получится. Проблем было много — новых и старых, — но он вновь и вновь говорил о таучинах, об их природной подлости и склонности к разбою. Ты, дескать, сама таучинка, так проясни, зачем эти черти нужны на белом свете? Вот завтра-послезавтра нагоним разбойников и...
И вдруг женская рука с гребнем замерла, пальцы перестали быть мягкими и исцеляющими:
— Нет, Иваня, нет!
— Что нет?
— Это — Кирь.
— Какой ещё кирь-мегирь? Таучины, говорю, житья не дают!
— Таучины нет. Олень стадо гнать Кирь.
— Да что за Кирь?!
— Кирь — большой таучин воин. Он русский убивать много. Кирь — мой муж.
— Что-о?!
— Кирь всех убивать, — улыбнулась Марфа. — Русский бояться он надо! Ходить обратно острог надо, Иваня!
— Ты что говоришь?! — Иван Дмитриевич вскочил и чуть не влепил жене пощёчину. — За таучинским тойоном была?!
Движение его руки не укрылось от глаз женщины. Она снисходительно улыбнулась:
— Кирь баба бить никогда нет. Казак служилый много бить — да. Кирь — большой воин!
Эта капля переполнила чашу офицерского терпения.
— Ах ты тварь, — захлебнулся яростью капитан. — Да я твоего Киря... На яйцах подвешу и собственные кишки жрать заставлю!!
— Говорить много легко, — как-то неласково, по-чужому улыбнулась Марфа. — Таучин воин бить трудно.
— A-а, муженька вспомнила?! — вне себя зарычал капитан. — Я те уд его подарю — вместе с яйцами! Куда сапоги дела?! У-у, стерва... Сговорились все!!
Час спустя отборная казачья «сотня» в составе сорока двух человек и полторы сотни мавчувенов отделились от основных сил и налегке двинулись вперёд. Капитанская жена Марфа не махала им вслед платочком — просто задумчиво смотрела, пока последняя упряжка не скрылась за холмом.
* * *
— Ваше благородие, погодить бы надо! — сотник знал, что сильно рискует, но был твёрд. — Погодить надо, покеда основной народ доберётся.