Айдарский острог - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 75

— Они не виноваты, — сказал учёный остающимся. — Они плохо умирают, чтобы мы увидели, что такое скверна менгитов. Кто-то должен облегчить им переселение в «верхнюю» тундру. Демон Ньхутьяга говорил со мной — он велел мне идти к ним, он обещал мне защиту. Но — только мне! Вы слышите — только мне! А это место... Это место будет проклятым две руки лет — никто не должен приходить сюда, никто не должен пасти тут своих оленей. Мне и тем, кто остался ещё в «нижней» тундре, понадобятся еда и дрова. Передавайте нам их не приближаясь — как раньше...

Он взял с собой нож, трофейный котёл, взвалил на плечи тушу небольшого оленя и пошёл к далёким шатрам.

* * *

Летом оленные люди обычно ставят базовый лагерь и уходят с оленями налегке — скарб приходится перетаскивать на себе. В основном в стойбище остаются женщины, старики и дети. В хозяйстве Тылгерлана этим летом полного разделения не произошло — стадо паслось недалеко. Массовый вылет насекомых совпал с появлением первых больных среди людей. Один за другим пастухи выходили из строя, и замученные оводами олени разбегались.

Их пытались удержать — пока могли стоять на ногах. Эту безнадёжную борьбу таучины наблюдали с окрестных сопок, иногда даже слышали крики о помощи. Они помогали — заворачивали обратно отколы. Потом это стало бесполезно, и навстречу животным засвистели стрелы, загрохотали ружья.

Большинство пастухов остались лежать в тундре, так что подсчитать общую численность населения было нельзя. В шатрах Кирилл обнаружил восемнадцать живых. И примерно столько же мёртвых. К вечеру первого дня живых осталось только тринадцать — двое умерли сами и троих зарезал Кирилл по их просьбе — они были совершенно безнадёжны и очень страдали. Без видимых признаков заболевания оставались только двое — пожилая женщина и подросток. Женщина была недееспособной — она пережила смерть всех близких и, вероятно, повредилась рассудком. Больных надо было поить, кормить, обмывать, спасать от пролежней. Этим Кирилл и занялся. А начал он с того, что отделил мёртвых от ещё живых. Теперь в свободное время он рыл яму — братскую могилу — при помощи костей, найденных на помойке. Трупы, конечно, лучше было бы сжечь, но топлива для этого не было во всей округе.

Яма получилась мелкой — началась мерзлота. Тогда Кирилл стал расширять раскоп. Пока он этим занимался, грунт сверху оттаял на несколько сантиметров и стал поддаваться костяной лопатке. В принципе, таким способом можно было постепенно вырыть глубокий могильник, но тянуть время было нельзя — трупы разлагались на жаре, смрад и мухи превращали жизнь в ад, хотя и без этого раем она не была. Тела поместились не все, и для оставшихся Кирилл устроил погребальный костёр из каркасов ненужных уже шатров. И начал рыть новую яму — в среднем через день кто-нибудь умирал. Безумная женщина заболела, и Кирилл не заставил её долго мучиться. Последним заболел его единственный помощник — тощий исполнительный подросток, который оказался девочкой по имени Инью. Почему-то её грядущая смерть задела Кирилла за живое — он готов был, как Иов, возроптать на Бога, хотя и не верил в него. Может быть, потому, что в бреду, или просто забывшись, девочка называла его «мамой». Кирилл бросил все дела и стал возиться с ней, хотя и понимал, что только продлевает её муки. Он поил её, обмывал, прикладывал компрессы, вскрывал и промывал нарывы, держал за руки и ноги, когда она начинала метаться. Он как бы весь — без остатка — сосредоточился на душевном посыле: «Не умирай! Пожалуйста, не умирай! Пускай лучше я, а ты — не умирай!» Он прекрасно видел, что она не жилец — поражение тканей очень глубокое, особенно на лице и кистях рук. Он видел это и всё равно почему-то надеялся.

В конце концов, она затихла, и Кирилл понял, что это конец. У него кружилась голова, и очень хотелось спать. Собственно говоря, повышенная температура у него была уже несколько дней, но он не знал об этом — подобные ощущения были ему не знакомы. Решив, что борьба окончена, он завалился на какие-то грязные лохмотья и уснул. Или, может быть, потерял сознание. Очнулся или проснулся он оттого, что его звали. Точнее, звали «маму», но это было для него то же самое.

В голове мутилось, и Кирилл не сразу понял, что означают эти симптомы — на её лице и теле образовались бурые корки, кое-где они уже были содраны и сочились сукровицей. Да-да, сукровицей, а не гноем!

— А ведь ты выживешь, — улыбнулся Кирилл. — Одна из всех. Только не ковыряй свои болячки!

— Чешется, — прошептала девочка. — Очень чешется...

* * *

Было тепло и безветренно. И шёл снег — первый настоящий, который, скорее всего, уже не растает. По расчётам Кирилла, все мыслимые и немыслимые сроки карантинов прошли — можно было возвращаться к людям. Напоследок он собрал все вещи, разобрал последний шатёр и сложил всё это так, чтобы они сгорели без остатка. Инью, оставляя следы на свежем снегу, сбегала к костру, принесла пучок горящих палочек и подала их Кириллу.

— Сама поджигай, — отказался Кирилл. — Когда-то всё это было твоим домом. Прощайся с ним, и пойдём искать тебе новый.

Девочка засмеялась и, довольная ответственным поручением, побежала к будущему костру. Учёный остался стоять. Он откинул с головы капюшон и подставил голову падающим снежинкам: «Мы с ней, наверное, два сапога пара. Оспа разукрасила её так, что с непривычки, скорее всего, страшно смотреть. Хорошо, хоть глаза не пострадали... Впрочем, мужа она со временем себе найдёт — для таучинской женщины главное не лицо, а покладистый характер и умелость в женских делах, включая интимные. А она шустрая — по хозяйству у неё ловко получается...»

Дымный огонь на фоне белизны свежего снега почему-то породил у Кирилла ощущение нового рождения — очередного рождения. Восприятие всех деталей окружающего мира обострилось, стало каким-то новым и болезненно приятным. Он захотел проанализировать это чувство, но рациональному объяснению оно не поддавалось. Тогда он попытался понять не всё сразу, а какую-нибудь частность. Ну, например, это новое ощущение на...

Он провёл ладонью по голове спереди — от затылка до лба. Ничего не понял и повторил движение. Нет, какие-то волоски там всё-таки были — Кирилл ухватил их и легко выдернул. Жидкая прядь оказалась какого-то белёсого цвета — как оленья шерсть. «Вот так, Кирюха, — усмехнулся учёный. — Был ты просто уродом, а теперь стал уродом седым и лысым...

А ведь это наступает последняя моя зима здесь, — вспомнил бывший аспирант. — Вернусь домой, накоплю денег и сделаю пластическую операцию... Волосы тоже пересажу откуда-нибудь... Ха-ха-ха, Кирюха, о чём ты?!»

* * *

Все посты и кордоны вокруг «проклятой» земли давно были сняты. Осталась только одна точка — маленький лагерь в полутора километрах от вымершего стойбища. Там посменно жили двое-трое мужчин, иногда с жёнами, которые поддерживали связь с Кириллом и снабжали его продуктами. К ним-то Кирилл и направился — он заранее попросил приготовить новую одежду для него и для девочки. Его увидели издалека и вышли встречать. На подходе учёному захотелось как-то отметить своё возвращение. Он воздел руки и заревел на всю тундру: