Три покушения на Ленина - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 48

Подлили масла и выборы в местные Советы – большевики их вчистую проиграли, набрав всего лишь около сорока пяти процентов голосов. Кремлевские небожители запаниковали! Именно в эти дни Лев Троцкий встретился с германским послом Мирбахом и заявил ему с коммунистической прямотой: «Собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто бы мог нас похоронить».

А желающих это сделать было много, очень много! Причем все потенциальные заговорщики непременным условием прихода к власти считали физическое устранение Ленина. Один из таких планов разработал эсеровский депутат от Ставрополя Федор Онипко. Главное в этом плане было то, что Ленина должен устранить не герой-одиночка, а специально созданная террористическая организация, которая будет отслеживать каждый шаг вождя, пока не сочтет возможным либо взорвать его автомобиль, либо пристрелить.

Когда такая организация была создана, как дисциплинированный член эсеровской партии, Онипко обратился в Центральный комитет с просьбой одобрить его план. Руководители партии план Онипко не поддержали, резонно заметив, что убийство Ленина вызовет ответный террор, от которого пострадают рядовые члены партии.

А вскоре в руки чекистов попал командир 6-го авиапарка, то есть целой эскадрильи, бывший офицер с довольно странной фамилией Хризосколес-де-Платан. Арестовали его по доносу подчиненных, которых он якобы уговаривал перелететь к белым. И вдруг, во время допросов с пристрастием, выяснилось, что бывший командир эскадрильи готовил покушение на Ленина, причем не один, а вместе с группой таких же летчиков. Шла ли речь о бомбежке с воздуха или выстрелах из-за угла, чекисты выяснить не успели: Хризосколес-де-Платан таинственным образом бежал из Таганской тюрьмы и скрылся.

Но эти заговоры – детская забава по сравнению с тем, что затеяло ближайшее окружение Ленина. Первым звонком было категорическое несогласие Дзержинского, Урицкого и Бухарина с заключением Брестского мира на грабительских германских условиях. Дело дошло до того, что в июле 1918-го Дзержинский подал в отставку с поста председателя ВЧК. Несколько позже, когда его уговорили вернуться, Дзержинский вместе со Сталиным выступил против ленинской позиции в вопросе о Грузии.

Иначе говоря, авторитет Ленина стремительно падал. Скорее всего, Ильич понимал, чем это пахнет. Неслучайно именно в эти дни у него состоялся весьма знаменательный разговор с Троцким, который тот изложил в своих воспоминаниях.

– А что, – спросил меня совершенно неожиданно Владимир Ильич, – если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?

– Авось, не убьют, – ответил я, смеясь.

– А черт их знает, – сказал Ленин и сам рассмеялся.

Как показало время, и Ленину и его сторонникам было не до смеха. Ведь если заменить слово «белогвардейцы» на любое другое, то тревогу Ленина можно понять: он или чувствовал, или знал, что назревают трагические события.

Это подтверждают и сотрудники германского посольства в Москве. В августе 1918-го они сообщали в Берлин, что руководство Советской России «переводит в швейцарские банки значительные денежные средства», что обитатели Кремля просят заграничные паспорта, что «воздух Москвы пропитан покушением как никогда». А теперь мне снова придется прервать плавный ход повествования и вернуться к использованию довольно пространных вставок, которые я назвал «Эпизодами».

«ЭПИЗОД № 3»

Первым пал Моисей Володарский (настоящая фамилия Гольдштейн). Его убил эсер Сергеев, которого то ли не искали, то ли не смогли найти. О Моисее Володарском известно не так уж много, хотя его именем были названы города, поселки, улицы и проспекты, – и этот своеобразный аванс говорит о том, что проживи Моисей не двадцать семь, а хотя бы сорок лет, дров он наломал бы куда больше и крови пролил бы не моря, а океаны.

Лучше всего о моральном облике этого человека говорит его же собственное заявление, сделанное на страницах «Красной газеты».

Откуда в этом еврейском мальчике, родившемся в семье отнюдь не бедного портного, столько звериной жестокости, ведомо, пожалуй, только его тезке, ветхозаветному Моисею. Сказать, что он голодал, что его родственники погибли во время погрома или что его по национальному признаку притесняло царское правительство, никак нельзя. Его даже приняли в гимназию, где он без каких-либо проблем доучился до 6-го класса, а потом ударился в политику и, конечно же, был выгнан вон.

Несколько позже, превратившись из Гольдштейна в Володарского, он вступил во Всеобщий еврейский рабочий союз, больше известный как Бунд, откуда переметнулся к меньшевикам. Его бурная деятельность была замечена и отмечена арестами, а затем и ссылкой в Архангельскую губернию. Но надолго он там не задержался и бежал в США, где вступил в Американскую социалистическую партию и, в соответствии со своей основной профессией, в Интернациональный профсоюз портных.

На фронт он во время войны не рвался и, благополучно дождавшись Февральской революции, вернулся в Россию. Причем не один, а вместе со своим другом и учителем Троцким.

Что касается Моисея Володарского, то поначалу он примкнул к так называемым межрайонцам, а потом перебежал к большевикам. Тогда-то и познакомился с ним впоследствии очень известный человек Анатолий Васильевич Луначарский. Несколько позже будущий нарком просвещения так вспоминал об этой встрече:

Именно в те дни, между маем и октябрем 1917-го, раскрылся его истинный талант агитатора, оратора и пропагандиста. Он мог прийти на митинг меньшевиков, эсеров или анархистов и такое произнести зажигательное слово, так убедительно, доходчиво и темпераментно разбить их доводы и отстоять лозунги большевиков, что собравшиеся без тени сомнения принимали большевистскую резолюцию.

На него даже возникла своеобразная мода: все фабрики, заводы и даже воинские части наперебой просили прислать на митинг Володарского.

Побывав на одном из таких митингов, тот же Луначарский не удержался от восторга и записал в своем дневнике.