— Я специально поехал познакомиться с вашей подругой и вами. Вы были в центре нескольких инцидентов, а мы за ними следим. Уршула, конечно же, обычная ведьма. Она…
Уршула! Конечно же! Она, не задумываясь ни на секунду, перебила иезуита.
— А где моя подруга? Надеюсь, с ней все хорошо?
— Конечно же. Я уже дал указание привести ее сюда. После нашего разговора вы…
— Кому? Кому вы дали указание?
Маттео взял в руки телефон и набрал номер, несколько секунд он слушал, а потом нахмурился и сбросил. Набрал другой.
— Странно, ни Вернер, ни Рикардо не отвечают. Перед тем, как войти, вы должны были встретить у входа и перед дверьми в кабинет…
— Там никого не было! Маттео, я чувствую, что с Уршулой вновь что-то происходит! И она удаляется! Наверно, она уже не в этом здании!
Итальянец откинулся в кресле.
— Вы чувствуете? Как это возможно?
— А как, вы думаете, я узнала, что они здесь? Очнитесь! Кто-то увозит Уршулу! И вы знаете кто!
Итальянец вздрогнул. Он вдруг словно постарел на несколько лет, на лицо набежала тень.
— Не может быть. Уршула… Нет, я же говорил.
— Да очнитесь, кто это?
Милан наклонился и произнес ей почти на ухо.
— Я знаю, кто это. Я с ним встречался. — он выпрямился и произнес уже достаточно громко. — Это ваш главный инквизитор, Маттео? Это Рикардо? Может, здесь он на самом деле все решает?
Итальянец ответил почти шепотом. На его лице читалось потрясение.
— Да, наверно, это он. Сумасшедший!
Кира вскочила и схватила Милана за руку. Ее била дрожь, нервная энергия готова была вырваться наружу.
— Хватит рассуждать! Это ваш человек, и вы его остановите! Куда он направляется?
— Почти наверняка в Пантеон! Но он может быть не один!
— Это не важно. Идемте же.
И она почти бегом направилась к дверям. Итальянец внезапно понял, что он уже направляется вслед за нею. Потом, потом они разберутся со всеми нюансами.
— У нас внизу есть машина, Маттео. А ваша машина?
— На паркинге внизу.
— Долго, долго. Скажите, как далеко отсюда до Пантеона?
— На машине минут десять, может меньше. Это на другом берегу Тибра. Километра два-три.
— Хорошо, вспомните студенческие времена. По семь человек в машине не ездили?
Маттео уже начал задыхаться, спускаясь бегом по ступеням. Уршула, Уршула. Итальянец вдруг вспомнил запрокинутое лицо польки, закрытые глаза и прикушенную губу. Быстрее, может быть, он успеет. Только мельком, пробегая, кинул взгляд на спящего Вернера. “Потом, он обдумает это все потом”.
— А, что? Нет, так не ездил.
ГЛАВА 24. ОГОНЬ
Она побежала, как была, прямо с тренировочной площадки: в штанах, с акинаком у пояса. Он все-таки приехал, приехал именно тогда, когда это было так необходимо! Необходимо было принять решение, необходимо было рассказать, необходимо было…
В записке, переданной служанкой, значилось только, что он ждет ее на их месте, на поляне. Он ждет, времени мало.
Коридор, еще один. Скорее к лошадям. Мама простит, что она разъезжает по городу в таком виде. Волосы вырвались из-под повязки и темной волной разметались на ветру. Ерунда, он ждет.
Одинокая всадница вылетела из городских ворот. Девушки догонят ее потом, она им сказала, чтобы дали время, не торопились. Они должны понять и простить. Как удачно получилось, а ведь она уже готовилась к отъезду, ждала только приезда Пантеи.
Сердце уже готово было выпрыгнуть из груди, так можно было загнать ее любимую лошадку, но уже совсем недалеко, совсем. Сейчас они встретятся, и все эти месяцы одиночества, все страхи, мысли, проблемы, все это станет неважным. Стоит только прижаться к нему, почувствовать крепость его объятий, сладость его губ…
Она вылетела на поляну и, соскочив с лошади, бросилась к стоящему на поляне мужчине. Десяток шагов, совсем чуть-чуть, но все же, нет, она задержалась на секунду. Что-то внутри замерло, задрожало. Мужчина сбросил капюшон одним уверенным движением.
Она сразу призвала свои стихии, и они закружились внутри, закружились вокруг нее вихрем, поднявшим облако льдинок и пыли. А Дахи, Дахи засмеялся.
Из-за деревьев выступили еще несколько мужчин, и внезапно она почувствовала, как ураган внутри нее начал угасать. Стихии были здесь, она управляла ими, но что-то мешало воспользоваться их силой как надо. Внезапно дождь льдинок обрушился сверху, и она машинально втянула голову в плечи.
Дахи продолжал хохотать. За время отсутствия он словно сделался еще выше и громаднее. Лицо с горящими глазами и обострившимися чертами лица, бледное на фоне черной мидийской накидки и такой же черной рубашки. Он также любил черный цвет, и он пульсировал в нем.
— Гупая девчонка! Прибежала, получив записку, перехваченную несколько лет тому назад. Смешная и глупая! Такая же глупая, как твой муженек-неудачник, который искал силу для всех. Я нашел силу для избранных, для достойных. И сейчас ты чувствуешь мою силу.
Вокруг нее словно сжался необыкновенный кокон. Девушка вдруг поняла, что странные нити протянулись от Дахи к этим мужчинам вокруг. От него к ним, а от них к нему. И все вместе они протянулись к ней. Сплетая паутину: черный, желтый, голубой. Они старались стянуть, сжать эту сеть. Не двигаясь, не разговаривая между собой, не меняя выражения лиц, в еле слышимом шелесте листьев и мягком солнечном свете они тянули и тянули эту видимую только им сеть.
Только он один смеялся. Он оставался на месте и в то же время словно приближался к ней этим лихорадочным блеском абсолютно черных пустых глаз, словно обращенных внутрь. Он тянул за нить, соединяющую всю эту паутину, тянул медленно, словно играя.
— Твой муженек не захотел отказаться от тебя. Ну что же, теперь тебе придется сделать выбор за вас двоих. Всего-то преклонить колени перед богиней. Отказаться от одной клятвы и принести другую. И жить вечно! Со мной! Забудь о хранительнице и этом несчастном храме! Есть другой способ!
Она сопротивлялась изо всех сил. Сеть, состоящая из цветных ячеек, сжималась медленно, но сжималась. Ей было трудно пошевелить руками, сейчас она уже не сможет дышать, чувствовать, ощущать, любить, жить.
В голове лихорадочно смешивались разные мысли. Что он говорит, что он говорит? Муж не захотел предавать ее, неужели же она подведет его? Чем ответить, если даже могущество черного цвета не способно ей помочь? Слезы текли по щекам, в сердце родилась боль, словно оно уже находилось на грани возможного. “Интересно, успею я почувствовать боль, если сердце остановится?” Нет, такие мысли нужно гнать от себя, нельзя сдаваться!
Эстер заметила, что усмешка уже исчезла с лица Дахи, и на виске повисла капелька пота. Не так легко им давалось это давление. Но она слабела быстрее. Мгновения, мгновения оставались у нее… Как этот порыв ветра, осыпавший ее зелеными листочками. Зелеными… “О, богиня! Ты напомнила мне о власти, которой лишены мужчины!”