Оттуда в самую ясную ночь можно было разглядеть звезды и море. И ничего не было для Анжелики прекраснее, чем разговаривать с ними и наблюдать, как рассвет опаляет бирюзовое небо.
4
Лавандовый мед (Lavandula spp.)
Приятный на вкус и кремообразный.
Это мед успокоения, он помогает обрести гармонию.
Обладает ароматом цветов и душистых трав.
Отличительная особенность – тонкая нотка ладана в резковатом послевкусии.
Цвет чистейшей слоновой кости, медленная кристаллизация.
– Ну, отвечай же, – бормотала Анжелика, считая гудки.
«Вас приветствует автоответчик…»
С резким щелчком она закрыла телефон и бросила на приборную панель. Уже третий раз она пыталась дозвониться до матери. Какого черта та не подходит к телефону? Анжелика старалась выпутаться из паутины волнений, которая необъяснимым образом окутала ее после того разговора с матерью. «Позже попробую еще раз», – пробормотала она, уставившись на трубку.
Она осмотрелась и поняла, что уже приехала в Агде, маленький городок, жемчужину посреди зелени, омываемую изумрудными водами. Анжелика двигалась медленно, глаза пристально следили за дорогой. Новый путь, еще одно приключение. После она планировала заскочить в Авиньон, затем проехать через Арль, побыть на конгрессе и вернуться назад.
Она продолжила разрабатывать маршрут, прикидывала остановки и все рассчитывала. Не отрывая взгляда от дороги, она поискала бутылочку с водой, потом поняла, что пить не хочет, и передумала. Вдруг увидела небольшую площадку и остановила фургон.
Анжелика огляделась. Море, кругом море. Насыщенного синего цвета, кое-где – с оттенками фиолетового. Анжелика рассматривала его несколько минут. Солнце скрылось за набежавшей тучкой, и море вновь поменяло цвет. Теперь это была серебристая гладь. Она опустила голову и посмотрела на дорожную пыль. Не это море она носила в своем сердце, совсем не это…
Ее море темно-синее, как сердцевина сапфира, и когда солнце высоко, оно неотличимо от неба. Ее море зеленое с бирюзовыми крапинками, золотыми и оранжевыми переливами заката. Ее море пропитано солью и заливистым смехом.
Сначала Яя, теперь море близ Аббадульке, деревушки на небольшом сардском острове, где она выросла, пробивали себе дорогу в ее воспоминаниях, самовольно завладевая мыслями.
Когда Анжелика поняла, что изо всех сил мечтает увидеть то самое море, она оцепенела. Словно детство вдруг во весь голос позвало ее к себе. Но это было невозможно. Там ничего больше ей не принадлежало, и она смирилась с этим.
Лоренцо свернулся на коврике и внимательно смотрел хозяйке в глаза.
– Прекрати так смотреть. Я сама не знаю, что со мной такое, ясно?
Заводя мотор, она продолжала размышлять. Ударяться в сентиментальные грезы – совсем на нее не похоже. Она провела пальцами по волосам. Просто она слишком много работала в последнее время. Виной всему накопившаяся усталость, вот и все. Именно поэтому уже какое-то время ее тяготило одиночество.
– Это всего лишь усталость, – снова бормотала она.
Наверное, ей следовало принять предложение месье Дюпона. Предложение остаться еще на пару дней было настолько недвусмысленным, как и его намерения. Его поцелуй был великолепен. В конце концов, они оба свободны. Интересный мужчина, привлекательный. Даже слишком. Можно было попробовать, пусть и ничего серьезного.
Анжелика сжала пальцы, словно сдавливая эту мысль. Она не осталась, не разделила с ним постель, не приняла это мимолетное утешение, которое он предлагал. Она отправилась ночевать в свой фургон и всю ту проклятую ночь проворочалась с боку на бок.
Почему? Снова всплыл этот вопрос, такой простой и прямой. Как и ответ. Ей были нужны не несколько мгновений страсти в чужой постели, не об этом она мечтала. Она теперь отчетливо понимала, что ей нужно было принадлежать кому-то по-настоящему.
Она продолжала ехать, ощущая невероятный упадок сил. Последний месяц это чувство все чаще овладевало ею. Мысли не уходили из головы, пока она в ужасе не поняла, что усталость – не то слово. Нет, она не устала, она опустошена. Мучительно опустошена.
С осознанием этого пришло и опасение. Жуткий страх. Она задрожала. Как давно она позволила жизни утекать? Рукой она поискала Лоренцо и нашла его рядом с собой. Хотя шерсть ее друга дарила привычное тепло, она поняла, что на этот раз ничто не спасет ее от того леденящего холода, что змеился у нее под кожей.
Пес заскулил и облизал ей руку. Она ответила мимолетной улыбкой, будто желая его приободрить. Пепита тоже материализовалась из ниоткуда рядом.
– У меня все в порядке. Честное слово. Не беспокойтесь.
Она пыталась рассмотреть указатель на обочине дороги. Несколько раз моргнула. Эти несчастные буквы было не разглядеть. Потерла глаза. Притормозила и свернула.
– Пройдет, – сказа она. – Все пройдет.
Когда в последний раз она ночевала в нормальном доме? На мгновение она задумалась об этом, и рот искривился в усмешке. Вспомнить не получалось. Ее домом был фургон, и уже так давно, что она и подумать не могла о другом. Или вообще о чем-то стабильном и постоянном.
На самом деле фургон для нее был больше, чем средством передвижения, – он был решением всех вопросов. Он позволял ей избегать того, чего ей не хотелось, вставать и уезжать. Не пускаться в объяснения. Так удобнее, ведь правда? В ее жизни было всего несколько важных людей, не сказать друзей. У одиночества были свои преимущества.
Она задумалась над тем, что предстояло делать, решительно гоня грусть, которая предательски ею овладевала. Ее мучили грусть и сновидения. Вот Яя показывает, как доставать мед из сот, не повредив их, как располагать настоящие соты в улье без матки. Яя держит ее за руку, они поют, а пчелы взмывают ввысь над ними, и пение звучит в унисон с жужжанием. Яя берет ее с собой каждый раз, на закате ведет ее на пирс, где пастух Гомер ждет вместе с женщиной с сутулыми плечами и мрачным видом. Они такие разные, совсем не знакомые. Иногда с ними двое детей. Яя их обнимает и целует в щеку и благословляет, крестя их лобики. Дает им крынку с медом, и когда лодка начинает покачиваться, уплывая вдаль, провожает их взглядом, пока они не исчезают за горизонтом. А затем не спеша возвращается обратно.
– Это тоже твоя сестра, Яя?
– Все, доченька. Все они мои сестры.
– А те дети?
– Это мои дети. Дети всех женщин.
– Они сестры, как и пчелы?
– Да, как и пчелы.
Воспоминание рассеялось, и Анжелика вернулась в реальность. Это была глубокая ностальгия по тому заколдованному миру, что окружал ее в детстве, но она подавила ее в себе. Почему Яя никак не выходила у нее из головы? Почему с такой настойчивостью продолжала являться к ней во снах? И главное – что именно Яя должна ей сообщить?