Опасные советские вещи - читать онлайн книгу. Автор: Анна Кирзюк cтр.№ 34

Совершенно неслучайно уже в конце советской эпохи поиск подобных скрытых знаков стал практикой антисемитского общества «Память», члены которого были объединены острым ощущением угрозы «сиономасонского заговора» и везде видели знаки тайного еврейского общества. Представители «Памяти» утверждали, что если взять новые жетоны для метро, прозрачные и с буквой М, и наложить друг на друга, то получится звезда Давида. Другой наш собеседник рассказывал, что слышал от сына лидера общества «Память», с которым он учился в школе в 1990‐х, следующую историю о скрытом еврейском знаке: «Линии московского метрополитена спроектированы так, что, когда их взорвут, на месте Москвы образуется звезда Давида» ^[214].

Легенды о гиперзнаках как следствие «семиотической тревожности»

Эпоха 1930‐х годов была эпохой повышенной «семиотической тревожности». Архитекторы-конструктивисты наносили на карту советских городов дома в виде гигантских государственных символов, присваивая таким образом пространство. В то же время бдительные чекисты, цензоры и рядовые граждане подозревали, что враги (умело замаскированные и неотличимые от обычных советских людей) коварно вписывают и в обычные, и в сакральные советские объекты свои вражеские знаки.

Эта эпоха оставила нам в наследство два типа городских легенд.

Первый тип городских легенд отражает желание советского человека отметить свою новостройку, завод или район советским знаком с позитивной коннотацией, например рассказать, что они выстроены в форме аббревиатуры СССР.

Легенды второго типа повествуют о происках врагов, которые оставили свои вражеские знаки назло советскому человеку. Такие рассказы о домах-свастиках изображают мир, где вылазки врагов сурово пресекаются властями, при этом фактически описывают реальные практики 1930‐х годов, когда предметы — носители «опасных знаков» уничтожались. Легенда может подтолкнуть к поиску «опасного знака» (например, посмотреть на такой-то дом с определенного ракурса, чтобы увидеть свастику), но если такой поиск и практикуется, то исключительно в виде игры. Обнаруженный знак перестает быть по-настоящему опасным.

Легенды обоих типов в позднее советское время приобретают новую функцию — они создают неофициальную историю городского пространства, особенно актуальную в том случае, когда яркой официальной истории нет. И в таком виде позднесоветская легенда о домах-свастиках легко встраивается в широкий ряд подобных ей историй в объектах городского пространства в разных странах. Например, в 1980–1990‐е годы во Франции стала популярной городская легенда о пирамиде Лувра, которая будто бы состоит из 666 стекол и потому является знаком сатаны ^[215], а на Филиппинах говорят, что церкви Свидетелей Иеговы построены в форме самолетов, чтоб подняться в воздух в Судный день ^[216].

Это современный пересказ советской легенды о светящихся китайских коврах, которая возникла на фоне распространенного страха перед «китайской угрозой». Подобные истории появились, предположительно, во второй половине 1960‐х годов, когда в Китае началась «культурная революция».

СССР и Китай были большими друзьями до ХХ съезда КПСС в 1956 году, где Никита Хрущев осудил сталинизм. Это вызвало недовольство Мао и его сторонников, которые обвинили советское правительство в «ревизионизме» (что в данном случае означало пересмотр идеологического канона). После этого отношения между странами стали прохладными. Но особенно ощутимо испортились они с началом китайской «культурной революции» — движения рабочей и крестьянской молодежи (хуйвейбинов и цзяофаней), направленного против старых партийных кадров, представителей научной и творческой интеллигенции. Движение было организовано Мао в рамках борьбы за единоличную власть и, помимо антикультурной и антиэлитарной, имело также антисоветскую направленность, что не могло не вызвать негативной реакции СССР. С середины 1960‐х годов советские газеты наперебой печатали материалы, осуждающие «культурную революцию». С особой интенсивностью такие материалы выходили после демонстративно антисоветских акций со стороны Китая. За этой пропагандистской кампанией последовал вооруженный конфликт на острове Даманский, вызванный неоднократными попытками китайцев нарушить советско-китайскую границу. Во время боевых действий на Даманском в марте 1969 года газетная риторика, что неудивительно, стала еще более агрессивной, а многие советские люди стали всерьез опасаться, что локальное столкновение перерастет в масштабную войну. На собраниях «трудовых коллективов» партийным лекторам задавали вопросы о возможной войне с Китаем, причем количество таких вопросов росло: если в 1966 году такие вопросы интересовали 8 % присутствующих, то в 1967 году — 14 %, а в 1969‐м (период столкновений на острове Даманском) — более 20 % ^[218].

Очень неспокойным был 1967 год. 25 января китайские студенты-маоисты устроили беспорядки на Красной площади возле Мавзолея Ленина ^[219]. В ответ на эту акцию на следующий день студенты были высланы из СССР, а 29 января хунвейбины начали осаду советского посольства в Пекине, о чем сообщила своим читателям главная советская газета «Правда». Еще через два дня, 31 января, в пекинском аэропорту хунвейбины блокировали самолеты с советскими специалистами, возвращавшимися из Вьетнама. В воздухе запахло войной. Одесский композитор Владимир Швец 10 февраля 1967 года записывает в своем дневнике слухи о том, что война уже началась: