Я знаю.
Все б отдал, лишь бы полегчало.
Я знаю это чувство.
И как ты поступаешь?
Живу с ним и надеюсь, что когда-нибудь полегчает.
Он смотрит вниз.
Ага.
Он смотрит на меня, спускает ноги с кровати, встает, я тоже встаю, мы выходим из палаты. Идем в отделение, встаем в конец очереди. Еду уже доставили, разложили на столе верхнего яруса. Очередь тянется сверху вниз, через лестницу. По мере того как мы продвигаемся и приближаемся к еде, ее запах будоражит во мне аппетит. Хочется наброситься на еду, немедленно, сию секунду, и жрать, пока не лопну. Хочу, хочу, хочу. Топлива хочу. Сию секунду, черт подери.
Когда ступаю на лестницу, голод становится просто невыносимым. Руки дрожат, сердцебиение учащается, я возбужден, голоден, весь на взводе. Смотрю, не отрываясь, на еду. Ничего не вижу, не слышу, не замечаю. Каждая секунда кажется часом, каждый шаг – марафонской дистанцией. Хочу, хочу, хочу. Топлива хочу. Сию секунду, черт подери. Готов убить всякого, кто попытается отнять у меня еду. Готов убить всякого, кто попытается остановить меня. Голод, голод, голод, голод.
Наконец-то я у стола, беру тарелку, сую пластмассовый нож, пластмассовую вилку и бумажную салфетку в карман. Еда разложена на подносах, в горшках, и человек из ресторана раздает ее, а Леонард стоит рядом и наблюдает. Он спрашивает, чего мне положить, а я отвечаю – всего. Он спрашивает, какую часть турдакена я предпочитаю, а я отвечаю, что понятия не имею, что такое турдакен, сгодится любая часть, мне плевать, главное – побольше. Леонард смеется, когда я прошу добавки еще и еще. Плевать я хотел на его смех. Мне необходимо топливо.
Сажусь на диван рядом с Джоном, вытаскиваю вилку из кармана, но руки так трясутся, что не могу с ней управиться, запихиваю еду в рот прямо руками. Я не обращаю внимания, что ем, не чувствую вкуса и почти не жую – лишь бы кусок не застрял в горле. Вкус не имеет значения, смакование к черту. Главное – заполнить себя. Это все, что мне требуется сейчас. Побольше жратвы, чтобы заполнить себя.
Съедаю все, что набрал, и иду за добавкой. Съедаю ее и иду за добавкой. Съедаю ее и иду за добавкой. Съедаю ее. Наконец-то я полон, битком набит. Я утолил этот голод, справился с этой мукой, мне хорошо. Сердце не трепыхается, руки не дрожат, возвращается способность соображать и воспринимать, проходят раздражение, возбуждение, злость. Голода нет. Как хорошо, когда тебе хорошо. Как хорошо, когда ты у себя.
Делаю глубокий вдох. Чувствую, как желудок вздымается к глотке. Пока не дотянулся. Но продолжает вздыматься быстро, неотвратимо.
Встаю, Джон спрашивает, куда я, отвечаю – скоро вернусь, иду в палату. Поднимаюсь по лестнице, прохожу через верхний ярус в короткий коридор. Когда открываю дверь, желудок уже подкатывает к горлу. Быстро, неотвратимо. До унитаза метров десять. Подступает уже неумолимо, сжимаю губы, дышу через нос. Пока ел, я не чувствовал вкуса пищи, зато теперь чувствую. Рис с бобами, рыба и мясо. Острые специи, хлеб.
Дышу через нос, спешу к унитазу. Пытаюсь удержаться, но содержимое желудка рвется наружу. Начинаю давиться. Распахиваю дверь в ванную, приникаю к унитазу, откидываю крышку и блюю. Быстро, сильно. Сплошным потоком. Еще и еще, и еще. Лицо горит, горят губы и рот. Боль из сердца отдает в подреберье, в левую руку и в челюсть. Горло сжимают спазмы, желудок тоже. Еще, и еще, и еще. Еще, и еще, и еще.
Поток иссякает, делаю пару вдохов, разгибаюсь, спускаю воду в унитазе, перехожу к раковине, умываюсь, полощу рот, горло, промываю нос и делаю большой глоток холодной воды, он остужает нутро.
Футболка испачкана, поэтому снимаю ее, иду в свой угол палаты, надеваю новую, чистую – и тут дверь приоткрывается, Джон просовывает голову.
Джеймс?
Да.
Тебя к телефону.
Кто?
Не знаю, трубку снимал не я.
Скоро буду.
Переодевшись, иду в телефонную кабинку. Открываю дверь, сажусь, беру трубку.
Алло.
Женский голос.
Привет.
Голос мне знаком, но кто это – не могу сообразить.
С кем я говорю?
Не узнаешь?
Нет.
Обидно.
Не стоит на меня обижаться.
Как прошел день?
С кем я говорю?
Моя бабушка считает, что ты симпатичный.
Так вот чей это голос. Улыбаюсь.
Очень мило с ее стороны.
Сказала, у тебя красивые глаза.
Не подозревал.
Чего так?
Это длинная история.
Очень длинная?
В двадцать три года длиной.
И правда, длинная.
Да.
Пауза. Улыбка не сходит с моего лица.
Ладно, я позвонила просто так, передать тебе бабушкины слова.
Я рад, что ты позвонила.
Завтра увидимся?
Наверное.
Почему наверное?
Это длинная история.
Она смеется.
Надеюсь, все-таки увидимся.
Хорошо бы.
Пока.
Спасибо, что позвонила.
Пожалуйста.
Вешаю трубку, смотрю на нее, улыбка не сходит с моего лица. Встаю, открываю дверь, выхожу, а улыбка не сходит с моего лица, направляюсь в палату, прохожу мимо Джона, он спрашивает, не хочу ли поиграть в карты, отвечаю – не спал прошлую ночь, дико устал, но в другой раз обязательно поиграю, он говорит – ладно. Возвращаюсь к себе в палату, улыбка не сходит с моего лица, ложусь на кровать, беру книгу из тех, что привез Брат. «Война и мир», «Дон Кихот», «Дао дэ цзин» – это китайская философия. Открываю «Войну и мир». Улыбка не сходит с моего лица. Я читал «Войну и мир», но она стоит того, чтобы перечитать. Улыбка не сходит с моего лица. Начинаю читать. Не могу продраться через первое предложение. Улыбка не сходит с моего лица. Я не спал сорок часов кряду. Улыбка не сходит с моего лица. Осталось пятнадцать минут. Улыбка не сходит с моего лица.
Руки падают.
Глаза закрываются.
Улыбка не сходит с лица.
Просыпаюсь, иду в ванную, принимаю душ, мою голову, чищу зубы и бреюсь. Жду, что опять подступит тошнота, но все спокойно. Выходя из ванной, останавливаюсь возле унитаза, смотрю на него. Каждое утро, сколько себя помню, он был мне и другом, и врагом. Он принимал и поддерживал меня, только он да я знали, насколько я болен. Мне осточертел унитаз. Посылаю его на хер. Показываю ему средний палец и смеюсь. Выхожу из ванной, надеваю новую одежду. Надеваю новые тапки. Иду к расписанию работ. У меня новая обязанность – варить кофе. Наполняю стальную кофеварку промышленного размера, включаю, проверяю, все ли в порядке. Когда кофе готов, наливаю себе чашку. Пробую, получилось вкусно. Варить кофе куда легче и приятней, чем чистить общий сортир. Иду в столовую. Беру тарелку каши, стакан апельсинового сока, выискиваю место, чтобы сесть. Замечаю Леонарда, он сидит с Эдом и Тедом. Иду к их столу, сажусь рядом. Леонард смотрит на меня и говорит.