Миллион мелких осколков - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фрей cтр.№ 115

Я говорю им, что выписываюсь через два дня. Они удивлены. Отец спрашивает, чувствую ли я себя готовым к выписке, я отвечаю – чувствовать-то чувствую, а как оно обстоит на самом деле, станет ясно только после выписки. Мать спрашивает, что это значит, я говорю – невозможно понять, вылечился ли я, пока не окажусь в большом мире. Отец спрашивает, что это значит, я говорю – в клинике легко оставаться чистым и трезвым, потому что нет искушений. Он спрашивает, готов ли я противостоять искушениям, и я говорю, что верю в себя, а проверю в себя после выписки. Отец вздыхает, как будто он расстроен. Мать вздыхает, как будто она расстроена. Я спрашиваю, как у них дела, они отвечают, что все в порядке. Я спрашиваю, как там Токио, и Мать отвечает, что им хотелось бы быть поближе ко мне, чтобы поддерживать. Я говорю, что они сделали более чем достаточно. Отец говорит, что беспокоится за меня, а я говорю – не надо, я никогда за всю мою жизнь не чувствовал себя таким уверенным, таким сильным. Он говорит, что это обнадеживает. Но судя по голосу, не слишком-то это его обнадеживает.

Он спрашивает, каковы мои планы, я отвечаю – заеду к Бобу, проведу несколько дней у него, а потом отправлюсь в Огайо и сяду в тюрьму. Они спрашивают, как я буду добираться туда, я отвечаю – на автобусе. Они предлагают купить мне билет на самолет, я благодарю их, но отказываюсь. Мать спрашивает, нужно ли мне что-нибудь, я говорю – нет. Отец просит позвонить им от Боба, я обещаю. Он говорит – будь осторожен. Я говорю – хорошо. Мать говорит – будь осторожен. Я говорю – хорошо. Они говорят, что любят меня, я говорю, что люблю их, и мы вешаем трубки.

Звоню Брату. Его нет дома, наговариваю сообщение на автоответчик. Говорю, меня отпустят послезавтра, было бы замечательно, если б он забрал меня. Говорю, если он не сможет приехать, ничего страшного, я доберусь сам. Спрашиваю, можно ли остановиться у него на пару дней, спать я могу на диване или на полу, да где угодно. Прошу его перезвонить мне. Оставляю номер телефона. Вешаю трубку.

Выхожу из телефонной кабинки, иду к полке, на которой когда-то нашел карандаши для своей раскраски. Рядом с карандашами – желтый блокнот и кофейная кружка, в которой полно ручек. Беру блокнот и ручку, поднимаюсь на верхний ярус, наливаю большую чашку кофе, горячего и черного. Кладу ручку в карман, держу блокнот в одной руке, а кофе в другой, спускаюсь по лестнице. Открываю ногой раздвижную дверь и выхожу на улицу.

Солнце стоит высоко и светит вовсю, хотя не греет. Плавный ветерок, словно шепот, колышет воздух. Иду по траве, замерзшей до конца зимы. Иду к озеру, застывшему и притихшему, покрытому ледяной скорлупой. Сажусь на среднюю скамейку, отпиваю глоток кофе, закуриваю сигарету. Смотрю в блокнот, такой желтый и такой пустой.

Начинаю перебирать в памяти всю свою жизнь. Обдумываю все, что сделал, и что из этого было неправильно. Пытаюсь добраться до самых ранних лет, когда начал себя помнить. Я уже тогда был плохим, с тех пор как себя помню. Начинаю писать.

Наехал на воспитательницу детского сада на трехколесном велосипеде. Сделал это нарочно. Мне было четыре года. Тяжелым рюкзаком с книгами ударил мальчика и разбил ему нос. Его звали Фред. Мне было шесть лет. Выкопал яму, заманил в нее мальчика по имени Майкл. Придавил сверху доской и сидел на ней три часа. Он плакал и кричал. Я смеялся. Мне было семь лет. В церкви запер мальчика по имени Дэвид в шкаф, на замок, а ключ спустил в унитаз. Получил бессрочный запрет посещать воскресную школу. Мне было семь лет. Украл пачку ментоловых сигарет у матери моего друга Клэя. Выкурил их и сблевал. Украл еще одну пачку. Сблевал. Украл еще одну. Мне было восемь лет.

Когда я описываю грехи моего раннего детства, мне смешно. Глупые поступки ребенка, который не может ничего придумать, которому по хер, что такое хорошо, что такое плохо. Я исписываю ими четыре страницы. Мои поступки. Которые смешат меня.

Продолжаю писать. Мне десять лет. В этом возрасте у меня стали отказывать тормоза. Когда оглядываюсь назад, мне кажется, что все это делал не я, а кто-то другой, а я только наблюдал со стороны. Если бы так. Итак, в десять лет у меня стали отказывать тормоза.

Выскользнул из дома и напился. Крал спиртное у родителей столько раз, что со счета сбился. Украл пачку порножурналов из соседского гаража. Забросал яйцами проезжую машину и вызвал аварию, а сам наблюдал с верхушки дерева. Никто не пострадал, но машина помялась. Шлялся по улицам в пятницу ночью, когда мне полагалось спать в своей постели, и наткнулся на директора школы. Он доставил меня домой, где родители давали званый ужин. Испортил ужин, опозорил родителей. Украл пакет с травой у отца своего приятеля Эйвана. Украл пайп у отца Эйвана. Украл банку таблеток у отца Эйвана. Выкурил траву через пайп и заполировал таблетками. Сблевал. Все повторил, когда снова оказался у Эйвана.

Еще три страницы. Заполнены кражами отравы и дурацкими выходками. Иногда я попадался, чаще нет. В двенадцать лет воспоминания начинает окутывать туман из-за спиртного и наркотиков. В двенадцать лет моя жизнь утрачивает отчетливость.

Напал на малыша, который играл в хоккей. Он не заметил меня, и я сбил его с ног. Он упал без сознания, а я стоял над ним и смеялся. Каждую ночь в течение трех недель я запихивал в почтовый ящик учителя мешки с собачьим дерьмом. В походе поджег палатку вожатого бойскаутов. Меня выгнали из отряда. Насыпал в бензобак соседской машины сахару, двигатель сломался. Крал спиртное и наркоту везде, где удавалось, всегда, когда удавалось.

Следующие три года занимают еще пять страниц. Обижал тех, кто этого не заслуживал. Обижал тех, кто этого заслуживал. Начал задумываться о смерти, начал осознавать, что сижу на системе, начал ненавидеть себя. Поступал так, как поступал, потому что ненавидел себя.

В четырнадцать украл мопед и столкнул его с обрыва. Разбил кувалдой скульптуру на соседском газоне. Взорвал почтовый ящик, еще два ящика, еще четыре, еще десять. Оценил силу слова и стал использовать ее. Назвал девочку жирной шлюхой. Сказал беременной учительнице – чтоб твой ребенок родился мертвым. Спросил у жены доктора, известно ли ей, что ее муж ходит налево. Жена доктора была груба с моей Матерью, и я захотел наказать ее. Ее муж действительно ходил налево, и брак распался.

В пятнадцать лет стал продавать наркотики школьникам. Продавал им и алкоголь. Они были моего возраста, но оставались детьми. Чаще всего я обманывал их – драл втридорога или подсовывал орегано. Иногда ссал в бутылку перед тем, как отдать им. Сломал рекламный указатель у ресторана. Ночью саданул по нему молотком, потому что управляющий выгнал меня из ресторана, когда я был пьян. Убегал из дома. Угонял машину. Напивался и принимал наркотики. Постоянно.

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет умещаются на пяти страницах. В основном все то же самое. Алкоголь и наркотики. Хулиганство и вандализм. Оскорбление людей, если они сделали что-то неприятное мне или моим близким. Я разгромил двор лидера местной христианской молодежной группы, когда он попытался завербовать меня. Я повторял это каждую пятницу в течение восьми недель. Я крал почту у соседа, который выругал меня. Крал ее, чтобы завладеть личной информацией, подписал его на двенадцать кредитов и испортил ему кредитную историю. Степень моей наркозависимости росла, с ней вместе возрастала ненависть к себе, возрастал и уровень деструктивности.