Вот тут-то и произошло что-то… странное. Чего Аннет до сих пор не может понять. С этого момента — и до того, как очнулась в холодной воде — спокойной, значит, шторм затих. Она мёртвой хваткой вцепилась в край какого-то плота… нет, двери, свесившись с которой тряс её за плечо живёхонький сынок, и всё повторял: «Мамочка, ты меня слышишь? Нас сейчас спасут, ты угадала, спасут, а плохих людей накажут, да? Ты угадала, всё хорошо, только не молчи, мамочка…»
И какое счастье, что одна из шлюпок, невесть откуда взявших, направилась к ним! Даже не к ней, а к мальчугану, бесстрашно приплясывающему под притапливаемой дверью и призывно машущему руками! Весло плеснуло совсем рядом, слуха коснулась чужая взволнованная речь, её перехватили сразу две пары рук. Она замёрзла, значит проболталась в воде долго. Её тотчас укутали в какое-то одеяние, она торопливо поискала глазами сына. Тот, совершенно не пугаясь, обнимался со спасателями и радостно хохотал. Для него это была долгожданная свобода, обещанная недавно любимой мамочкой.
Её о чём-то спросил мужчина, придерживающий за плечи. Не понимая, она заглянула в чёрные глаза… и прошептала единственное слово, что знала на османском:
— Кorsanlar…
И слабо махнула назад, туда, где по колышущейся водной массе плавали доски, обрывки парусины и энергично призывали на помощь её недруги.
Ткнула в них пальцем. Затем в себя, в Анри. Замотала головой, всем видом говоря: «Я не с ними, не с ними!» Молодой мужчина, прищурившись, кивнул. Понял…
* * *
— До сих пор мне кажется, что это сон…
Аннет болезненно поморщилась.
— Что сейчас открою глаза — а я по-прежнему в своей тюрьме. Без всякой надежды…
Ирис молча её обняла.
За её спиной шумно вздохнула Мэгги, не упустившая ни слова из рассказа иноземки.
— Вот оно как… Да, с дитяти как с гуся вода; пока мать рядом — он и страха не знает. Бедные вы, бедные…
Аннет блеснула глазами.
— Я богата! — объявила торжественно. — У меня такой прекрасный сын! Вот моё сокровище.
— Воистину, — тихо отозвалась Ирис. И вновь, как однажды, кольнуло сожалением о бесплодности её брака. — Всевышний благоволит вам, потому и сберёг обоих… Мэгги! Запомни: ничего из того, что ты сейчас слышала, не должно уйти на сторону, как бы ты ни доверяла людям. Ты поняла?
— Да, голубка. — Нянюшка вздохнула. Для неё, ничего не смыслившей в интригах, половина услышанного так и осталась непонятой. Ясно только, что отец у малыша Анри — какой-то важный вельможа, против которого затеяли какую-то нехорошую игру. И хотят использовать маркизу и её сына. Значит…
— А-ах! — Всплеснула руками. — Ох, только сейчас поняла, дурында. Оттого-то мы их и наряжаем, чтобы никто не узнал? А я-то всё думала, зачем нам арапчата?
[1] Подробно история Аннет изложена в трилогии «Иная судьба»
[2] Пираты (тур.)
Глава 4
Огюст Бомарше, консул Франкии и Галлии в Османской империи, с тоской проводил взглядом своего камердинера, по стеночке пробирающегося к выходу из обширного карцера, вернее, той части, что отводилась под допросную и, судя по недавнишней чистоте, что царила на всём корабле, практически не использовалась по назначению. Бледно-зелёные щёки Жиро, сравнимые окрасом с листочками молодой капусты, свидетельствовали, что главной заботой слуги, являющегося заодно и секретарём, и посыльным, сейчас является благополучно достичь палубы и в укромном месте перегнуться через борт, дабы не уронить чести своего господина и прекрасной Франкии у всех на виду. Сам консул оказался куда более крепок и сдержан в проявлении чувств. Смрад палёной плоти испытуемого и естественных выделений человеческого тела, этих неотъемлемых сопровождений допросов с пристрастием, били по обонянию и эстетическому чувству, но сейчас в дипломате «оживал» давно забытый писарь Эстрейской тюрьмы, где пришлось во время оно и насмотреться, и наслушаться всякого. Палачи коменданта, господина Карра, славились мастерами своего дела и фантазию имели изощрённую.
А потому — блевать и падать в обморок оказалось бы недостойным памяти своих учителей. Лишь поморщившись от очередного воя испытуемого, Огюст подвинул к себе лист бумаги, на котором сбежавший Жиро успел-таки накарябать несколько строк; пальцы сами привычно повертели карандаш, проверяя остроту заточки, выхватили из кармана камзола ножичек — особый, перо-чинный — и подправили грифель. Пиши — не хочу, надолго хватит…
— Продолжим, — сказал деловито… и перехватил уважительный взгляд капитана. По мнению командующего, далеко не каждый иноверец столь хладнокровно вёл бы себя в подобном случае. Джафару-паше невдомёк было, что как раз в тот момент галл-дипломат вежливо, но настойчиво попросил галла-писаря покинуть его бренную оболочку и уступить место другой личности, не менее опытной — господину Александру Карру, «рыбьей крови», коменданту острога. А этому типу палец в рот не клади — откусит вместе с рукой! И не таких раскалывали…
— … И не таких раскалывали, — машинально обронил он вслух. Даже голос у Бомарше изменился, стал более замороженный и сухой. — Капитан, распорядитесь, чтобы огонь чуть утишили: нам ведь не обугленный труп нужен, а живой, ещё говорящий… — И даже глаза прикрыл от мгновенной вспышки страха: настолько похоже на Карра получилось. Что поделать. Оттого-то и не любил он мысленно перевоплощаться, ибо, порой, настолько перенимал чужую сущность, что боялся однажды забыть, каков же на самом деле. Но иногда приходилось. В таких случаях, как сейчас.
Поскольку, похоже, Дрейк-младший, которого сейчас пытали, не только похитил некую богатую и титулованную вдову с сыном, причём, отнюдь не ради выкупа, как пытался уверить, но и пошёл на перехват ещё одной вдове, везущей наследство покойного супруга. И делал это явно по приказу, причём настолько срочному, что даже не отвлёкся на доставку Аннет в Бриттанию, а вместе с ней на борту развернулся в сторону Пиреней, а там — в Средиземноморье. Капер, находящийся в прямом подчинении Её Величества Елизаветы и Первого Лорда Адмиралтейства, не посмел бы ослушаться разве что… Кого? Либо доверенного лица Бесс, либо…
Возможно ли, что это граф Лестер решил опорочить Генриха в глазах возлюбленной и предъявить живые доказательства его романа?
Но разве не принято закрывать глаза на похождения жениха до брака? И потом, в интересах Дадли, конечно, рассорить Бесс с Генрихом; пират же проговорился при Аннет, что неизвестный наниматель собирается дать королеве инструмент воздействия на короля: это больше похоже не на отказ от свадьбы, а, напротив, на возможность её поторопить, в конце концов. Пригрозить расправой с теми, кто дорог, и вынудить жениться.
А если Уильям Сессил? Государственный секретарь спит и видит, как бы ему поскорей выдать королеву замуж. Его партия ратует за союз с Франкией, надеясь через неё просочиться к Босфору и Дарданеллам. А заодно и вытурить франков из Шотландии, ибо ни для кого не секрет, что обязательным пунктом возможного брачного договора является абсолютное невмешательство супругов в дела внутренней и внешней политики другого государства. Подразумевалось, к тому же, что именно первенец Елизаветы унаследует Бриттанский трон, поскольку иных прямых наследников у неё нет. В то время как у Генриха имеется четверо подрастающих племянников, официально признанных Валуа, и любого из них, даже при отсутствии в дальнейшем детей, рождённых в браке, Его Величество вправе провозгласить дофином.