Лето бабочек  - читать онлайн книгу. Автор: Хэрриет Эванс cтр.№ 38

Мне хотелось рассмеяться: я не прикасалась к маме несколько лет, лишь иногда целовала ее в щеку.

Сидя в поезде на пути домой, мы с мамой молча читали.

После того как мы пересекли мост Тамар, Талбот сказал: «Ажиотаж спал. Скоро мы продадим недвижимость в Лондоне, я думаю. Цены на землю снижаются. Не хочу обременять нас бесполезными вещами. Мы больше не будем туда ездить».

Он мог бы с таким же успехом говорить на русском; я его не слышала. Потому что я знала, что вернусь в Лондон, так или иначе. До этого я была там несколько раз, но в этом путешествии я больше не была ребенком, и для меня Лондон был – и остается – жизнью, всей жизнью в одном прекрасном месте.

Я всегда любила Лондон, но в этот раз он показался мне новыми небесами, миром, далеким от моего собственного. Шум, движение машин, лошадей, люди, которые кричали и окликивали тебя, когда ты проходил мимо! Наряды и чепчики леди, красота и великолепие всего этого! Мужчины у отелей в цилиндрах и с галунами на плечах, которые прикасались к шляпам и открывали для вас двери, как будто вы принцесса! Золотая отделка на всех зданиях, рекламные плакаты, нарисованные на стенах, предлагающие продукты от сифилиса, печени и подагры, автобусы с жесткими кожаными сиденьями, на которых вы жестко подпрыгивали на бугристых дорогах, держась и еле переводя дыхание… и воздух, наполненный восторгом и энергией жизни, повсюду, куда бы мы ни пошли. Однажды днем, на обратном пути к дому тети Гвен из Грин-парк через Мэйфер, мама свернула не туда, и мы оказались на Шепперд-Маркет, где женщина в шелковом пеньюаре стояла на балконе публичного дома, облокотившись на перила, смотря на нас. На ней был накинут вишневый кардиган с большими карманами и стягивающим шнурком. Ее губы и щеки были красными, а тело выглядело так, как будто в какой-то момент одна из его частей выпадет из одежды. Я стыдливо ей улыбнулась, и сердце мое колотилось, когда я подумала, почему она там оказалась, а мама схватила меня за локоть и утащила вниз по аллее.

– Не смотри, Тедди. Это отвратительно, – сказала она, сама гневно озираясь на краснощекую, пышногрудую богиню, которая спокойно глазела на нас сверху.

Мы застучали по старым ступеням, выводящим из той улицы. Скоро мы были в безопасности на Беркли-сквер, и мама смогла снова спокойно дышать.

– Кто была та женщина? – спросила я ее.

– Та, которая продает себя мужчинам, для секса, – ответила она.

Моя мама редко теперь принимала участие в моей жизни, но она никогда мне не врала. В двенадцать лет я в первый раз услышала слово «секс» или, по крайней мере, вообще узнала о нем.

* * *

Когда мне было пятнадцать, моя гувернантка, мисс Браунинг – к тому времени ставшая мне родной, – уехала. Она была вынуждена вернуться обратно в Дербишир из-за болезни одного из родителей, и ее никем не заменили. Из тех многих часов, которые мы провели в библиотеке отца, я до сих пор помню очень многое, чему она меня научила, хотя я едва могу вспомнить ее лицо: кажется, у нее были светло-рыжие волосы. Интересно, что с ней потом случилось. Она была добра ко мне и смеялась смешно и тихо, напоминая мне соню. Однажды я сопровождала ее на репетицию двух кантат Баха в соборе Труро, но об этом узнал отец, и ей приказали, как мне потом рассказала Джесси, больше не брать меня на такие мероприятия.

И вот мои уроки закончились, я теперь по-настоящему была предоставлена самой себе. Что я потом делала, чем заполняла долгие часы между пробуждением и сном? Я читала книги. Я ходила на прогулки – под присмотром Пен или Джесси, которые невыносимо медленно ходили по тропинкам у Кипсейка в своих изношенных плоских башмаках, невпопад болтая о своих возлюбленных в Хелфорде или о проблемах сестер с мужьями. Я просила их поискать себе крепкие сапоги, чтобы мы могли прогуляться через поле, но нет. Они боялись моего отца. Все его боялись.

Мне нужно было куда-то деть свою буйную энергию, и так, постепенно, я начала изучать бабочек – и поскольку меня ничего не отвлекало, вскоре я поняла, что меня охватила мания, как мою маму, и ее маму, и всех остальных до меня. Прямо у меня на пороге было все, чтобы подпитывать эту манию. Теперь я наблюдала за ними: я отмечала различные рисунки их полетов, их поведение, манеру спариваться. Я знала, что Лимонно-сырную Серянку можно отыскать не раньше февраля, а Серебряного Омытого Рябчика – только в июле. Мама выдала мне старое бабушкино оборудование: сеть, хлопок и иглу для починки сети, спичечный коробок с булавками, старую потертую коробку для собирания образцов и инструменты для убийства (банку, яд, корковую пробку). Все было сложено в ее старом ранце. Мне было ужасно приятно обращаться с этими вещами, которые снова напоминали мне о ней.

Теперь я меньше гуляла по лугам и тропинкам. Я знала, что Талбот донесет на меня отцу, если только увидит за пределами усадьбы. Пару раз, год спустя после того, как наша дружба была прекращена, я видела Мэтти, и мы разговаривали, но теперь мы уже были другими людьми – она принадлежала большому миру, а я принадлежала дому, только этому дому.

– Выше нос, – сказала она мне, когда мы виделись в последний раз. – Это же не будет продолжаться вечно. Я же присматриваю за тобой, правда?

– Ты?! – воскликнула я, прозвучав более высокомерно, чем хотела. – Да что ты можешь сделать?

– Да, я! Ах ты, маленькая неблагодарная дрянь. – Она повернулась на каблуках и пошла вниз по тропинке, оставив меня одну с застывшим сожалением насчет моего длинного языка.

Боюсь, что я все меньше и меньше была внучкой своей бабушки. Я проводила часы с банкой для убийств и сетью в саду, охотясь на бабочек, и удовольствие видеть, как их яркие хрупкие крылышки беспомощно хлопали по шелковому твердому стеклу в течение тех нескольких секунд, пока цианид не убивал их, росло с каждым новым уловом. Как-то раз, взобравшись на дерево и пролежав там несколько часов в ожидании с тарелкой, испачканной пастой из анчоусов, я поймала блестящего Сиреневого Императора, с крыльями подобно сырому шелку, пышно усыпанными сиренево-синей пыльцой, почти неприлично прекрасного. Я приколола его к листку бумаги и положила в неиспользуемый ящик отцовского бюро вместе с аккуратными коробочками с Рябчиками и ежедневными Павлинами и Адмиралами, которых я ловила и убивала.

Однажды я с раннего утра была в саду, внимательно наблюдая за спариванием Святых Голубянок. Они вместе сидели на веточке, отвернувшись друг от друга, а потом медленно соприкоснулись брюшками, и синий самец передал семя коричневатой самке. Они сидели не шелохнувшись. Я поймала их в банку и унесла в кабинет, где открыла ящик, не зная, куда бы их положить после того, как они умерли, – в ящике почти не было места, он был полон всеми видами бабочек, которые я собрала за год после отъезда мисс Браунинг. Самец, когда у него прошел ступор после сношения, теперь снова бился о стекло банки.

Наверное, мне надо было его отпустить, и возможно, я бы сделала это. Я смотрела на них, на самку, которая спустилась вниз и села на листок, который я положила на дно. Сколько бы куколок вылупились, если бы она выжила? Я думала об этом. Я думала, убивать ли мне их.