Морской наёмник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 39

Свержение великого Гюнтера, книгочея-острослова, коего подспудно ожидали, должно было свершиться рано или поздно, но произошло просто, обыденно, неожиданно. А посему вперёд, Михель, вдогон за остальными. Может, и тебе улыбнётся через головы и руки урвать кружечку.

Когда Михель, уже взявшись за полог палатки, которую прямо-таки распирало от гомона, оглянулся, то увидел Гюнтера целеустремлённо шагающим в «цветной» угол огромного армейского стойбища. Туда, где в период запретов начальственных тайно, а по большей части открыто, можно было сторговать девку для разных нужд, да и мальчонку тож. И походка, и сама фигура Гюнтера Михелю шибко не понравились. Ровно зверь хищный на охотничью тропу вышел.

Болтали — негромко, правда, — что Гюнтер шлюх тайком приканчивает. Причём не так, как некоторые пройдохи — чтобы не платить за оказанные «услуги», а ещё до совокупления. Чтобы, значит, не грешили более. Так, может, ЗП — это Загнать Проститутке? Только что? Кинжал, верно. Чем же ещё удобнее работать там, во вместилище порока? А может, он их давит, ровно собака крыс? Чтобы без крови, значит; как его любимчики — инквизиторы ^[87]. Ежели так дело пойдёт, скоро их можно будет рядышком ставить — Гюнтера и Ганса. Как пару башмаков солдатских — не различишь ^[88].

«А мне-то какое до всего этого дело?» — пожал плечами Михель уже внутри маркитантской палатки.

Решение своё подставить грудь под солдатскую лямку, или, по мнению многих, просто сунуть голову в петлю, Поль-Проль объявил кратко:

— Нищих многовато развелось. Нонеча богоугодным делом никак не прокормиться стало.

ЗП, как и предполагал Михель, оказался Занудливым Попом. Меткий глаз Проля сразу выделил основу Гюнтеровой натуры.

Самое же смешное: ЗП к Гюнтеру так и не прилипло. Отвалилось как замерзшая коровья лепёшка от стены хлева, шлепнутая нерадивой рукой. А вот шустрого новобранца через день-другой только Пролем и окликали. Сначала невнятно, вроде как буквы спутали, затем всё громче и чётче. Главное ведь, что сам хозяин на кличку не обижался. Причём никто ведь и объяснить толком не мог, что именно подразумевал Гюнтер.

Поспел Михель как раз вовремя: и выпивкой разжился, и Проля послушал.

— Вы ещё не видели, как слепые со зрячими лихо расправляются! Они ведь, как правило, командами держатся. Особенно бывшие головорезы, разного рода «братишки лесные». Привыкли уже шайками промышлять.

— Ну, этому народцу прямая дорога на дерево висельников, — ввернул кто-то.

— Не всегда, далеко не всегда. Уж больно скользки, увёртливы. Вроде и виноваты, а до смерти проступок не дотягивает. Знаете ведь, есть некоторые шутники профосова племени — ни за что просто так не отпустит, коли в лапы ему угодил.

Больная тема вызвала оживлённый обмен репликами.

— Знавал одного упыря. Он пока пару людишек с утреца не вздёрнёт поближе к солнышку, для аппетита, — за стол не садится.

— Он, сволочь, мне пальцы в тиски сует, а сам в ухо шепчет: признайся, мол, по-хорошему. Всё равно будем мучить, пока язык не развяжется. Лучше сам себя оговори. И такой у него, прости господи, смрад из пасти пышет, что я действительно едва не сознался в грехах настоящих и мнимых!

— Что попусту языки трепать: каждому подобные изверги ведомы. Им бы только солдатской кровушки досыта похлебать.

— Не столь солдатской, сколь мужицкой...

— Что ещё за защитник мужланов такой завёлся в честной компании?!

— Заткнитесь оба, ради Христа! Ваши речи нам давно ведомы-переведомы. Хотца вот новенького человечка послухать.

— Так вот, — степенно продолжил Проль, выждав, пока все глаза вновь обратились к нему, — когда вроде и виноваты и до смерти повинность не дотягивает... Ослепляют тогда всех, кроме одного, а тому единственному «счастливчику» только руки да ноги отсекают. Причём выбирают самого крупнотелого, костистого. Он теперь как бы глазами общими становится на всю шайку-лейку, а остальные — его ногами. Таскают, в общем, своего поводыря, кормят, ну и так далее. Так вот, перво-наперво, через день-другой они обрубка своего бросают. Где-нибудь на дороге, подальше от селения, чтобы не заставили подобрать. И топают уже самостоятельно, руководствуясь слухом да на ощупь. И ещё, конечно, по запаху. Города, селения, лагеря воинские легко можно обнаружить хоть во тьме кромешной — по запаху особому несусветному. Слыхивал я, недавно Лейпцигский высокий магистрат указ чудной издал: разломать, к чертям, без остатка все свинарники и хлева в центре города и вынести их хотя бы на окраины. Не знаю, что у них там выйдет, ну так ведь это ж только один город.

— Им, сволочам, лишь бы народ всячески ущемить, — угрюмо пробурчал какой-то недавний землероб, истолковав весть по-своему. — Как оно, зиму-то перемочь без сальца да без зажарки?

— В вашем богопротивном Лейпциге и не такое случается. Зря, что ли, там недавно самого Агасфера ^[89] видели!

— Так вот, слепцы наши, поневоле тонкий слух и обоняние обретая, очень чутко определяются и чётко ориентируются. Не дай боже, если у тебя на узкой да глухой дорожке монетка в кошельке звякнет. Не хуже менялы, жида или ломбардца-банкира, единственно по звуку случайному определят металл, лаж, достоинство! Да и количество в кошельке, пожалуй. Притом безо всякой там скамеечки ^[90], мер, весов, кислоты и прочей дребедени. Так что за пару-тройку крейцеров никто тебя давить не сподобится. Но не дай бог, если от талера и выше.

— Дублон, — вдруг брякнул Ганс и широко ощерился, оглядываясь: свои тут, нет? А если здесь, поймут ли, о чём он?

Свои поняли, и Ганс получил сильный тычок в бок, а также благожелательный совет заткнуться немедленно.

Проль использовал передышку для того, чтобы промочить горло, и после пары мощных хлебков продолжил.

— Обычно первый, а это, как и везде, вожак, самый сильный, роняет свой посох и просит этак жалобно помочь ему. Остальные поддерживают, обещая возблагодарить Господа в первом же окрестном храме. Запомните накрепко: не дай вам бог поддаться на уговоры! Когда вы протянете просителю посох, ваша рука очутится ровно в тисках. Условный свист — и наваливается ватага. Выхода у них нет — только убить! Потому как если вырвешься и поспешишь за помощью, им как незрячим далеко не уйти. Причём чтобы не вымазаться в крови, которую слепцы тоже не видят, — жертву они, как правило, душат. Пока прочие держат за руки, ноги, платье, как придётся, распластав, один, что у них как бы на должности душителя, тот же, кстати, что при случае и своих карает, рано или поздно найдёт твоё горло. Труп разденут донага — когда у них ещё будет возможность одёжкой да обувкой разжиться?! — и поделят всё по справедливости. Только сначала всё прощупают внимательнейшим образом: нет ли вышивки приметной, гаруса либо другой отличительной детали. Да и такую не выбрасывают: отпорят, расплетут, нарочно в грязи вываляют так, что и сам портной свою вещь не признает. А нет, так продадут старьёвщику верному — из тех, что не спрашивают. Девок они по запаху распознают. Причём народец-то этот слепой, он же вечно голодный, а раз не видят, то им и всё едино: девчонка-соплюха, девка ядрёная, баба в соку либо старушенция замшелая. Им ведь глаза-то зажмуривать не надо, чтобы представить себе хоть королевишну, хоть саму мадонну.