Морской наёмник - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Удот cтр.№ 35

На самом деле тогда, — впрочем, как и всегда в подобных случаях, — всё началось с того, что почудилось Питеру, якобы недоливают ему. Договорился в конце концов до того, что на евангелическом, в общем-то, судне начал кричать, что всех их, мол, «проклянут с колоколом, свечой и книгой» ^[75].

На это шкипер прихлопнул его народным:

— И чёрт может ссылаться на Священное Писание, если ему это выгодно.

...Но, несмотря на то что все прекрасно видели изнанку его филиппик ^[76] и отмахивались как от мухи надоедливой, на сей раз Питер не унимался. Взбешённый шкипер, которому тоже перепала изрядная порция Питерова сарказма, хотел уж было отправить пьянчужку на канате за борт к рукавицам ^[77] — на время, для протрезвления, — да Йост отговорил. Дал Питеру для успокоения пососать из своей фляжки, а затем спровадил баиньки. Питер согласно закивал, обещая задать храпака до небес, но — что бы вы думали? — через самую малую толику времени подскочил на своей лежанке, вытаращился на Михеля дикими глазами, грязно выругался непонятно на кого и вышел подышать свежим воздухом. После небольшого шума и гама наверху его внесли уже двое — Томас и Виллем. Притом Виллем без конца язвил лекаря сухоньким кулачком под рёбра, и его же, а может, и чей другой кулак неплохо прошёлся по роже Питера, обильно залитой кровью.

Михель чуть было не вскочил помочь, подумав, что неплохо было бы втихомолку ухайдакать святошу, а затем свалить всё на пьяную драку. Ан-нет, не пройдёт: ведь все прочие участники действа были трезвы.

— Чудны дела Твои, Господи, — только и смог произнести. — А говорили, что весь шум и гам на буйсе только от меня исходит.

— Лежи, ландскнехт, и не рыпайся! — завопил доведённый до белого каления Виллем. — А то и тебе наваляем под горячую руку. — И он с такой силой швырнул Питера на лежанку, что только пыль поднялась.

Михель примиряюще поднял руки, и Виллем, тут же забыв о его существовании, свирепо рыкнул на бесчувственного Питера:

— Только попробуй здесь наблевать! — Томас начал было хлопотать, поудобнее устраивая спящего, но Виллем решительно рванул его за руку: — Вот тот присмотрит и укроет. Ему всё едино делать нечерта...

Среди разного армейского, полуармейского и околоармейского сброда, полнящего лагеря и обозы, болтался одно время неприметный парнишка по кличке Чёрный. Быть ему представленным лично мало кто удосуживался, но играющие по-крупному, явно или тайно, знали, что если оказался в долгах как в шелках и кредиторы давят немилосердно, кроме петли и побега есть и другой выход. Надо пойти пошептаться к маркитанту и ростовщику, выкресту Вальтеру, которого закадычные приятели нет-нет да и называли по старинке Абрашкой. Если вы могли доказать Вальтеру-Абраму свою платёжеспособность и предъявить залог какой, дальше надо было только неприметно указать нужного человечка, терпеливо дожидающегося возвращения своих гульденов или экю. Через пару-тройку дней кредитора находили мёртвым. Не убитым, а именно мёртвым. По причине естественности отбытия в мир иной профоса эти дела не интересовали, и долги списывались как бы сами собой. Правда, теперь уже счастливчик, отбелённый от долгов, чувствовал себя как на сковородке, потому как знал, что если задержит с оплатой выполненного поручения, Вальтер может науськать своего Чёрного и на него.

К Вальтеру, вернее, к услугам Чёрного, обращались и незадачливые дуэлянты. С этих немилосердно драли по три шкуры ввиду безотлагательности. Кроме того, спасённый утром забияка мог к вечеру на радостях навызывать ещё с десяток мастеров шпаги и пасть не расплатившись.

Да и дело это довольно щепетильное. А чего бы вы хотели, когда даже богатейшие страны, «империи, в которых никогда не заходит солнце», ведут себя ровно заурядные незадачливые проторговавшиеся купчишки? ^[78] Только личные оскорбления продолжали смываться кровью. Поэтому влипнуть в историю с Чёрным из-за карточных делишек — это одно. А связать Чёрного со своими дуэльными делами — совсем другое.

К слову, Чёрный не подводил ни там, ни там. Один оплаченный молодчик упал, уже войдя в дуэльный круг и встав в позицию. Нанятый для дуэли лекарь определил скоропостижный удар. На этом основании единственный уцелевший участник дуэли, уже попрощавшийся с этим миром, отклонил как настойчивые просьбы друзей покойного скрестить с ними шпагу, так и предъявленный Вальтером к оплате вексель. Пока друзья второго забияки судили и рядили, как его поядрёней оскорбить и всё-таки вызвать на поединок, причём большинство склонялось к обычной «тёмной» для труса, — он и сам помер. Упал ничком прямо на марше без вскрика, только за сердце схватиться и успел. Подоспевший лекарь с ходу определил причину: скоротечный удар.

Только раз на Михелевой памяти Чёрный прокололся. Причём в самом прямом смысле. Ткнул точно в сердце тоненькой иглой бесследно, но капелюшечку крови выступившей стереть побрезговал. Или поленился. Расплылась кровушка ягодкой раздавленной или винцом капнутым неосторожно. Однако выделили её среди прочих пятен — застарелых, жирных, винных, соусных и тому подобных — глаза зоркие. И стали ниточку дёргать-раскручивать. Неторопливо, правда: как кота за хвост. Вальтер всполошился за напарничка своего, никем не виданного. Зазвал профоса в свою палаточку, ничем неприметную, винцо выставил отборное, закуски, во рту тающие, золотишком, естественно, звякнул. А то, как после ухода гостя дорогого Вальтер-Абрам остатки трапезы прямо в скатерти брезгливо снёс на ближайшую кучу мусорную, — профос, конечно, не видел.

Итогом сей пирушки достопамятной стало то, что уже наутро цапнули профосовы служки девку первую попавшуюся, и та — не без «устрашения», разумеется, — конечно же, во всём созналась. Рутинно, до зевоты: не заплатил-де жадюга положенного, вот она его с досады пьяного иголкой и пощекотала. На общелагерной виселице старую гроздь покойников, для устрашения не снимаемых, раздвинули немножко, местечко освобождая...

Что по поводу промашки сей сказал и сделал Вальтер своему подручному — неведомо, потому как встречались они почему-то без свидетелей. Однако к покойникам, коих молва народная неистребимая приписывала Чёрному, больше не цеплялись ни лекари, ни дознаватели. Со временем Чёрный приобрёл в их лагере даже какую-то мистическую, дьявольскую власть. Всё мало-мальски таинственное, непонятное, по слухам, без него не обходилось. Стали поговаривать, что Чёрный — родственник, как бы не сын, Вальтеру-выкресту.